– Оно делает тебя хлюпиком, – сказал Корби, – но это не ты. Ты другой. Ты способен отвечать за себя без твоей мамы.
Над темным лесом за пределами машины пронесся жуткий звук. Даже плотно закрытые окна «хаммера» легко его пропустили. Это был дикий, тоскливый, нечеловеческий, но все же полный боли и скорби вой. От него кожа покрывалась мурашками и начинало тонко ныть в висках.
– Что это? – спросил побледневший Ара.
– То, во что ты не верил, – сказал Корби.
Дорога пошла абсолютно прямо. Далеко впереди в стене леса замаячил просвет. Корби подумал о крови – о том, какая она густая, вязкая, как блестит на свету, как стекает с рук. Он слышал тяжелое дыхание своих спутников; особенно трудно и неравномерно дышал отец Андрея. Они проехали еще несколько сотен метров по прямой, и Корби понял, что просвет между деревьями получился из-за того, что дорога выходит на насыпь. Впереди был неглубокий овраг. Он вспомнил одну из картин, которые видел, прикоснувшись к Белкину.
«Моя сестра боялась оврага, – прозвучали у него в голове слова мальчика, который вырос в Оскаленного, – моя сестра никогда бы не спустилась в овраг».
Машина выехала на мост. Внезапно отец Андрея ударил по тормозам. Завизжали покрышки. «Хаммер» занесло немного в сторону, и он остановился.
Что-то стояло впереди, посреди моста, всего в двух метрах от капота. Что-то блестящее и полужидкое, при этом похожее на зверя.
Корби не мог понять, что это такое, пока оно не сдвинулось с места. Это был волк или здоровый сильный пес. Ничего ни осталось ни от его ушей, ни от глаз. Его тело было равномерно покрыто сочащимися ранами, и шерсть вся насквозь пропиталась кровью, будто он потел ею. Непонятно было, как он еще жив, но он двигался, медленно шел вперед, оставляя кровавые следы. Он слепо ударился о бампер остановившейся машины и прошел мимо. Свет фары, перемазанной в крови, померк. Волк поравнялся с окном Ары и ушел во тьму. Корби повернулся и посмотрел на спутников. Лицо Токомина было покрыто потом. Ару бил озноб. Ник внезапно открыл свою дверцу и высунулся из машины. Его стошнило на асфальт.
Отец Андрея трясущейся рукой открыл бардачок. Револьвер выпал наружу, ударил Корби по колену и исчез где-то на полу под сидением.
– Что вы делаете? – спросил Корби.
– Хочу пристрелить это. Убери ноги. – Токомин полез под сидение. Корби схватил его за плечи. Тот оказался удивительно слаб, и остановить его не составило особого труда: Токомин перестал шарить руками по полу, обессиленно откинулся на спинку своего сидения.
– Будет только хуже, – сказал Корби. – Это лишь его жертва, а там, впереди – оно само.
– Сколько осталось? – спросил Ара. Ник вытирал рот бумажной салфеткой.
– Километра два, – ответил отец Андрея. Корби вдруг захотелось его убить. За прежнюю жестокость, за нынешнюю слабость, за то, что он возит с собой это оружие. Он наклонился и посмотрел вниз, под свое сиденье. Там поблескивал пистолет. Корби почувствовал, как тянет руку вниз, а потом замер. В его руке все еще была карточка. Андрей. Андрей останавливал того, кто приходит из долин. Андрей ему сопротивлялся. Медленно, словно в кошмарном сне, он заставил себя разогнуть спину и сесть ровно.
– Что? – спросил Токомин. – Не нашел?
– Давайте все выйдем из машины и подышим свежим воздухом, – заторможенно, еле слышно попросил Корби.
– А оно там ходит? – спросил Ара.