Со своего гамака в темном углу она переехала в каюту старпома – если этот закуток, отгороженный от кубрика деревянной ширмой с множеством щелей, не доходящей до потолка, можно было назвать каютой. Он давал скорее иллюзию уединения, чем гарантию безопасности.
Она попросила Малкольма научить ее стрелять, уверенная, что обращаться с огнестрельным оружием будет легче. Пистолеты достались ей вместе со всем имуществом Элис – красивые и приятной тяжестью лежащие в руке. Но процесс зарядки оказался похож на длительный и сложный ритуал, а результат использования нередко оказывался непредсказуем. Риччи оставалось надеяться только на свое умение обращаться с саблей.
Она уже успешно могла справиться с кем-то уровня Малкольма – иногда, если у Уайтсноу находились другие дела, Риччи находила его, чтобы не терять практики. Но капитан каждый урок заканчивала тем, что выбивала саблю из рук Риччи и приставляла лезвие к ее груди или к горлу.
Каждый раз Риччи казалось, что Уайтсноу сейчас подастся вперед – и еще раз убедится в том, что Риччи из Вернувшихся, однако, капитан так ни разу не поступила.
Риччи шла на очередную тренировку, когда сонная тишина обычного утра прервалась криком впередсмотрящего:
– Парус на горизонте!
Риччи сразу поняла, что сегодня урок ее будет иного рода.
Размеренное течение жизни на «Ночи» было нарушено. На корабле поднялся переполох – все понимали, что до того, как они сойдутся с долгожданной добычей на пушечный выстрел остались считанные часы.
– Главное успеть до темноты, – со знанием дела объяснил ей Малкольм. – Иначе мы можем упустить его.
Какая-то часть Риччи желала, чтобы этот корабль избегнул судьбы, предназначенной ему волей Уайтсноу. Ей не хотелось опять сражаться за свою жизнь. Другая же, заразившись всеобщим оживлением, жаждала крови и золота.
На «Ночи» выдвигали пушки, проверяли заточку абордажных сабель, заключали пари и готовили снасти. На мачтах работала двойная команда, чтобы не дать врагу ни малейшего шанса избежать битвы.
Многие взывали к Пресвятой Деве с просьбой даровать им победу, и вставали с колен успокоенные. Риччи даже немного позавидовала им, пока не вспомнила, что на другом корабле, вероятно, взывают к кому-то из того же пантеона, только на другом языке.
С каждой минутой чужой корабль становился все ближе – уже можно было определить его размеры и пересчитать количество парусов.
Величавый галеон казался громоздким и неповоротливым по сравнению с юркой «Ночью», в которой едва ли было восемьдесят тонн водоизмещения против его пятисот. Настоящая плавучая крепость.
Капитан не ошиблась – им попалась крупная добыча. И она могла сильно кусаться.
– «Эспада Диас», – сказала Уайтсноу, опустив подзорную трубу. – Один из кораблей Золотого каравана. Через минуту окажемся прямо под его пушками.
– Входим в зону обстрела, – разнеслось по палубам.
Риччи ждала выстрелов и взрывов, спрятавшись за ограждением из мешков с песком. Но ни одна пушка галеона не выстрелила.
Все, что делал огромный трехпалубный военный корабль, рядом с которым «Ночь» казалась игрушечным суденышком – убегал от них на всех парусах. И это заставляло насторожиться.
Они уже почти нырнули в «мертвую» зону пушек галеона, когда выстрел все-таки прозвучал. Однако, ядро лишь зацепило корму и исчезло в волнах.
– С ними точно что-то не так, – произнес Тью достаточно громко, чтобы его услышали ближайшие матросы.
Под взглядом Уайтсноу он осекся и виновато потупился. Риччи почувствовала, как стихают звуки – все переставали заниматься своими делами и начинали прислушиваться к разговору офицеров, и только слова боцмана шепотом передавались от одного матроса другому.
– Значит, победа достанется нам недорогой ценой, – громко произнесла капитан.
Шум и болтовня возобновились – Уайтсноу отлично умела успокаивать народ.
– Или мы уже проиграли, – добавила она почти неслышно. Только стоящая ближе всех Риччи с ее обострившимся слухом смогла различить их.
***
В одежде капитана не осталось и следа изысканности и парадности: Уайтсноу сменила шелковые и бархатные ткани на штаны с курткой из плотной кожи и простые сапоги со стальными набойками. Волосы она забрала в хвост и скрыла под черной повязкой. Дорогая шпага тоже осталась в каюте – на поясе капитана висела остро наточенная абордажная сабля и пара простых пистолетов. И только шляпа – все та же шикарная шляпа с алым плюмажем – выделяла ее из толпы.
Никакие слова не могли сказать Риччи больше о серьезности сражения, чем это преображение щегольской Уайтсноу в воплощение практичности.