сделать так, чтобы в плед, которым были закутаны колени, не дул холодный воздух.
Путевой фургон, в котором она лежала очередной раз тряхнуло. Это был, наверное,
шеститысячный толчок, так что принцесса продолжала дремать, невольно вспоминая,
чем ее визит обернулся в реальности.
Одни эти разговорчики чего стоили!
— Граф Такой-то сражался на турнире с моим платком на шлеме. Хорошо, что он
упал с лошади, он противный. А кто понесет ваш платок?
Или:
— Дорогая, вы думаете это кружево подходит к ткани рисунку ткани?!
— Вы слышали, у маркизы Какойто новый любовник в полтора раза младше ее
самой! И в два раз младше предыдущего!
Выяснилось, что у фритонского короля Юго Светлого три дочери, все постарше
принцессы, и еще мириад родственников. Пять корпусов огромного дворца были под
завязку забиты ими самими, их вельможами и слугами. И все раздражали! Что это
вообще за тема для разговора — кружева с лепестками или узорчатые?! Принцессу бесило
то, что она не понимала разницы.
И ведь она пыталась как-то соответствовать! Средней дочери короля она как-то
сказала:
— Однажды я спасла жизнь своему другу.
— Ах, как интересно! Расскажите скорее, кто же этот друг?
— Это… — сказала принцесса уже чуя неладное, — наш конюх.
— Да что вы!
— Да. И мне пришлось гнаться за шайкой конокрадов, чтобы вернуть коня,
которого он как бы украл…
— Это так романтично и отважно! Вам, наверное, было страшно?
И только принцесса собралась ответить скромно, но достойно, как эта болотная
кочка пропела:
— Ужасно, когда в королевстве больше некому гоняться за конокрадами!
Или статуи! Нет, конечно, это может быть и красиво, но уж они их понатыкали в
каждом углу. И не то, чтобы принцесса статуй не видела, у одной только
приостановилась и то на мгновение. Статуя изображала мужчину, который руками
разрывал пасть какому-то зверю типа волка. Причем мужчина был почему-то голый.
Весь. И вырезано все было очень рельефно, могучие такие мышцы и все прочее. И вот
стоило принцессе буквально замедлить около этой статуи шаг, тут же в спину спросили:
— Интересуетесь?
Уже поворачиваясь принцесса поняла, что стояла, как чурбан деревенский — с
открытым ртом. Она его конечно тут же захлопнула, но из-за этого отвлеклась и ответа
остроумного придумать не успела. А этот племянник жены брата подруги герцога — или
кто он там? — уже подходит и разглядывает принцессу ровно так, как она сама только что
на статую пялилась.
— Это, — говорит, — Пирос, герой легенд. Думаете, реалистично получилось? — и
тыкает пальцем в статую.
И будто случайно тыкает именно в то место, в которое принцесса старалась и не
смотреть. Она тоже, не вчера родилась, и знает, что там у мужчин и где! Тоже новость!
И все равно стала краснеть, идиотка, и слова все фритонские потеряла. А этот племянник
все пялится и лыбится, селедкин хвост…
Принцесса попыталась перевернуться на другой бок. Тот на котором она лежала,
наверное, уже посинел весь от сплошных ухабов. Пришлось выдергивать из-под себя
подол коричневого шерстяного платья.
Или история с портретом! Пожилой придворный художник нарисовал принцессу.
Такой маленький портрет в половину ее ладони, если считать без пальцев. Портрет
вставили в круглый медальон, весь гравированный узором и с секретом. Если не знать,
что надо одновременно нажать на две завитушки по краям и сместить крышку вверх —
ни за что не откроешь. И принцесса радовалась, потому что портрет вышел
замечательный, очень похожий, с витиеватой надписью вокруг: «Эва Лина принцесса
Арранты». Радовалась, пока не показала его Малиссе, фрейлине младшей дочери