Как вышло, когда и почему, что любовь отступила, сменившись тяжелой, болезненной жалостью? А в последнее время жалость постепенно сменяется… тревогой? Недоверием? Быть может, страхом?
— До встречи со мной, — заговорила она, вспомнив, что Мерл ждет продолжения, — Филип пережил трагедию. У него была семья: жена и маленькая дочь. Пенни. С женой, кажется, отношения были не очень, а вот дочку он обожал. И они обе умерли. Одна за другой. Сперва погибла в автокатастрофе жена, через пару месяцев — дочь.
Она глубоко вздохнула; даже сейчас у нее перехватывало горло при мысли о том, что он должен был чувствовать, оставшись один в опустевшем холодном доме.
— Для него это был страшный удар, — продолжала она дрогнувшим голосом. — Филип человек очень сдержанный, все переживает в себе, но ведь от этого еще тяжелее. Однажды, уже незадолго до свадьбы, он признался, что встреча со мной его спасла. От самоубийства… или, может быть, от чего-то еще похуже.
Мы поженились. И поначалу все было прекрасно… на первый взгляд. Но я видела, что воспоминания продолжают его мучить. Должно быть, когда мы стали семьей, это с новой силой напомнило ему о том, что прежнюю семью он потерял. И в какой-то момент мы решили переехать в деревню. Сейчас уже не помню, кто первый предложил, но мне очень понравилась эта идея! Уехать на новое место, в совершенно иную обстановку, оставить прошлое в прошлом и начать сначала… Мы стали искать подходящий дом и скоро нашли ферму Гринов. Хершел Грин, старик-вдовец, тяжело заболел и не мог больше жить один, а дети его уже разъехались кто куда, и дочь, живущая в Атланте, решила забрать его к себе в город, а ферму и дом продала. Три месяца назад мы переехали…
— И тут — здрасте! — призрак, — подсказал Мерл, видя, что она снова надолго замолчала, уткнувшись взглядом в чашку с остывшим кофе.
— Да, — не поднимая глаз, тихо ответила Андреа. — Тут призрак. И Филип почему-то решил, что этот призрак — его дочь. Что Пенни с того света пытается с ним связаться.
Наступила короткая тишина; слышно было лишь, как внизу, на первом этаже, кто-то звучно бьет молотком по железу, быть может, выправляя помятое крыло.
— И начался кошмар, — просто закончила Андреа. — Он считает, что Пенни здесь, в доме, что он может с ней разговаривать. Переубедить его невозможно. По крайней мере, я не смогла. И становится все хуже. Уезжать отсюда он отказывается наотрез. Обустроил внизу, в подвале, «комнату Пенни», сидит там часами. Никого туда не пускает — даже меня. Несколько раз я замечала, что он ходит туда по ночам, от меня потихоньку. Не знаю уж, чем там занимается…
— А спросить?
Андреа горько усмехнулась.
— Боюсь, мы давно прошли ту стадию, когда могли просто об этом разговаривать. Не знаю… наверное, я вела себя неправильно. Филип такой человек — весь в себе. Я никогда не знаю точно, о чем он думает. Он не спорит, если не согласен — скорее, выслушает, промолчит и сделает по-своему. А я совсем другая. Я его доставала, понимаешь? Спорила, пыталась разубеждать, отвлекать, а он все больше замыкался в себе. Один раз я сказала… ну, наверное, ужасную вещь, не стоило такое говорить, но я просто уже не выдержала: сказала, что это ненормально, что это бред, и ему надо сходить к врачу! Никуда он, разумеется, не пошел — и после этого… в общем, все стало совсем плохо. Я… — она вдруг шмыгнула носом, свирепо заморгала, удерживая слезы. — Я очень боюсь, что он действительно сойдет с ума!
И охотники за привидениями — это последний шанс. Мы с Филипом договорились. Я к нему приставала, пока он не пообещал: если приедут специалисты, обследуют весь дом и скажут определенно, что этот призрак не Пенни, или что это вообще не призрак — он с этим согласится, мы продадим дом и уедем, и забудем обо всем этом, как о страшном сне.
Так вот, Мерл: я хочу, чтобы ты сделал в доме все, что вы там обычно делаете, а потом очень убедительно, вот так, как в суде про свое алиби рассказывал, сказал, что ты этого призрака отловил. Выяснил всю его биографию. Что это троюродная прабабушка фермера Грина, зарезанная ревнивым мужем. Или жена вождя чероки, погибшая во время депортации. Или кто-нибудь еще. Во всяком случае, точно не Пенни! Чтобы все это наконец закончилось.
Она всхлипнула и торопливо вытерла глаза.
— Вот и все. Я дура, да? Можешь начинать ржать.
— Да чего же тут ржать, — вздохнул Мерл. — Тут плакать надо.
Пододвинул к себе бутылку, от души отхлебнул сам.
— Ты, блонди, мне тогда на суде хорошие советы давала. Вот и я тебе дам совет. По-дружески, без всякого этого. — со стуком поставил бутылку на стол, посмотрел на нее прямо и жестко. — Вали!
— К…как? — Андреа попыталась встать; в первую секунду ей подумалось, что Мерл ее выгоняет.
— Да не отсюда. От него вали. Собирай чемоданы и подавай на развод.