Неделю после этого я ходил, как в тумане. Все пытался придумать какой-то выход. Но никакого выхода не видел.
Пенни знает правду. Постоянно об этом помнит, и это ее мучает. Уже проболталась прислуге, наверняка будет пробалтываться кому-то еще. И рано или поздно найдется человек, который отнесется к ее «фантазиям» всерьез.
«И ты попадешь в тюрьму, — мысленно закончила Андреа, чувствуя, что ее начинает трясти. — А в тюрьму тебе очень не хотелось».
— И что дальше? Я отправлюсь за решетку, и надолго. Ты знаешь, близких родственников у меня нет, а Сандра была сиротой: значит, Пенни попадет под опеку государства. Будет жить в приюте, или ее будут швырять, как чемодан, от одних приемных родителей к другим. Она забудет меня. А если не забудет, выйдет еще хуже: как жить, зная, что твой отец убил твою мать? Выхода нет. Ее жизнь безнадежно искалечена. Так или иначе она будет страдать; так или иначе я навсегда ее потеряю.
— Господи, Филип…— проговорила Андреа каким-то чужим голосом, — но не мог же ты…
Он поднял голову и взглянул ей в глаза.
— Нет, — мягко ответил он. Во взгляде и в голосе его читалась нежность и бесконечная печаль. — На этот раз я все сделал правильно. Я все продумал и хорошо подготовился. Пенни не страдала — ни единой секунды.
Она просто заснула в своей кроватке, с любимой куклой рядом. Я был с ней до самого конца. Сидел рядом, держал за руку и говорил, что папа здесь, папа ее любит. Папа сделает все, чтобы она была спокойна и счастлива. И она уснула, спокойно и сладко. Она ушла… а я остался.
На этот раз молчание было очень долгим. Смотреть на мужа Андреа не могла — и смотрела на фотографию Пенни, счастливой девочки, летящей на качелях ввысь, уверенной, что папа ее подхватит и не даст упасть; и по щекам ее струились беззвучные слезы.
— Но теперь все позади! — сказал Филип.
Андреа повернулась к нему — и увидела лицо, искривленное судорогой, лихорадочно горящие глаза.
— Окончено это испытание. Пенни здесь, она все поняла и простила меня, она хочет ко мне вернуться — и вот-вот вернется! Она рассказала, как это сделать. Чтобы ее воскресить, нужно забрать три жизни. Одна уже есть — это Эд Пелетье. Двумя другими станут эти шарлатаны, братья Диксоны. Хорошо, что теперь ты все знаешь, Андреа, это сильно облегчает мне задачу. Как только они появятся, я с ними разделаюсь, ты поможешь мне скрыть следы, а потом мы уедем втроем. У меня уже все готово: паспорта для нас троих на другие имена, билеты на самолет, с деньгами тоже все решено. Мы улетим в Европу, поселимся где-нибудь в маленьком городке у теплого моря. Кончатся все наши беды, милая, и мы будем счастливы вместе! Очень счастливы — ты, я и Пенни…
Андреа медленно поднялась с кровати и шагнула назад, к столу, вытянув вперед руку, словно отстраняя мужа. Попыталась заговорить, но несколько секунд из уст ее не вылетало ни звука.
— Без меня, Филип, — проговорила она наконец каким-то хриплым, надорванным голосом. — Без меня!
С лица его сбежали все краски, стерлось всякое выражение; белое, застывшее, оно сделалось похоже на гипсовую маску.
— Значит, без тебя, — ответил он.
И бросился на нее.
========== Глава 18 ==========
Рука об руку обежали они всю территорию вокруг дома, встретили на своем пути немало странных и страшных видений; но то, чего искали, так и не нашли.
— Нигде нет, — устало вздохнула Кэрол.
— Остался большой дом, — ответил Дэрил. — Посмотрим там.
Двое выбежали на боковую аллею, огибающую дом; и вдруг Кэрол охнула, вцепившись в руку Дэрила.
В большом доме разгорался пожар. Все окна, и на первом, и на втором этажах, и даже круглое чердачное окошко были ярко освещены пляшущим огнем.
— Господи! Если София там… — вскрикнула Кэрол, готовая бежать к дому, но тут же остановилась, вопросительно глядя на Дэрила.
Тот, нахмурившись, вглядывался в картину пожара.
— По-моему, снова глюк, — медленно проговорил он. — Или не совсем? Странно: словно наполовину настоящий огонь, наполовину нет…