— Локи? Я так рада, что ты прилетел ко мне.
Я присел на край кровати и взял Сьюзен за руку, отметив, что ладонь у неё холодная и сухая, совсем как у восковой фигуры. Но все-таки она живая, настоящая. Пока еще живая…
— Я прилетел бы раньше, если бы только знал, что ты в беде. Почему ты не сказала мне? Почему скрыла свою болезнь?
Сьюзен на мгновение прикрыла глаза.
— Я… знала, тебе и без того сейчас нелегко. После того, что случилось с Фриггой, вся ответственность обрушилась на тебя. Все СМИ только и твердили о твоем положении на политической арене. Я понимала, как тебе трудно, и не хотела валить на тебя еще и это. Думала, это все временно. Думала, это скоро пройдет. Ты же знаешь, я не люблю придавать своим проблемам огласку и вынуждать других страдать вместе со мной.
— Но это все равно происходит.
Я глядел в ее глаза и не замечал ничего, кроме них. Именно в этот момент я понял, как много может передать взгляд. Сьюзен не обладала способностями Доланы, но её глаза были очень живыми. Они и впрямь сообщали то, о чем молчали уста: «Я ждала тебя, Локи. Мне было так тяжело без тебя, так одиноко, так плохо. Я думала, с ума сойду здесь, в этой палате».
— Да, но… этого так хочется избежать. Мне жутко стыдно, что моя болезнь доставляет близким столько хлопот. Мать из-за меня сама не своя и не может сосредоточиться на работе, теперь вот ты прилетел, хотя у тебя и своих проблем хватает.
— И эта — одна из них.
Я решил, пора переходить к делу, хотя мне и не хотелось этого делать. Хотелось просто сидеть, держать Сьюзен за руку и по-детски верить, что все обойдется, все кончится хорошо.
— Ты все время стремишься перенести на себя чужие неприятности. — И вновь болезненная, но такая светлая и чистая улыбка. — Эмоциональный мазохист. Неужели тебе собственных неурядиц мало?
Оттягивать страшную минуту дальше было уже невозможно. Лучше уж поскорее отмучиться и перевернуть этот лист своей жизни.
— Да нет же, нет, ты не понимаешь! Твоя болезнь — это все не просто так, Дана! Это… это из-за меня.
— По-моему, ты передергиваешь.
Ее голос прозвучал очень мягко, но я все равно не сумел сдержаться:
— Может быть, для начала дослушаешь?! Они приходят к тебе, огненные люди, да?!
— Приходят, но… все говорят, это обычные галлюцинации.
— А я тебе говорю, что черта с два! Огненные люди существуют, и знаешь, к кому они приходят?!
— К кому?
Она смотрела на меня с легким испугом. Наверное, пыталась понять, стоит относиться к моим словам всерьез, или я просто нахожусь не в себе.
— К тем, кто меня любит.
— Но откуда…?
— Демоны оставили послание. Огненные люди — вестники апокалипсиса. Они заберут души пяти человек, которым я небезразличен, и тогда… произойдет конец света.
— Но причем тут ты?
— День Расплаты помнишь? Я должен был погибнуть тогда. Должен был стать жертвой для демонов. Они эту жертву не получили, ну и… Теперь я попал в опалу. Я и, что самое страшное, все те, кто так или иначе со мною связан.
— Так получается, я умру, и этого не избежать?
В глазах Сьюзен отразился холод спокойствия — словно бы океаны застыли за сотую долю секунды, превратившись в царство вечных льдов и морозов. Наверное, она уже давно понимала это и почти смирилась.
— Нет, я нашел способ спасти тебя.
Я проговорил это очень быстро и скомкано, и это, наверное, навело Дану на мысли, что мне самому этот способ не очень-то по душе.
Она глядела на меня, не отрываясь, и ждала, что я скажу. Должно быть, для нее сейчас тоже не существовало ничего, кроме моих глаз. Уж лучше бы она в них не смотрела. Они словно открытые, кровоточащие раны.
Я понимал, что не могу молчать вечно.
— Твои воспоминания обо мне. Мы их сотрем начисто, Ника поможет. После операции ты обо мне и не вспомнишь, а, стало быть, перестанешь любить. И по демонической логике огненные люди уже не смогут тебя забрать. Летим на Цереру!
Сьюзен решительно потрясла головой. При этом глаза её смотрели так, словно мой план пугал её больше неминуемой гибели.