— Умоляю, не надо! — на глаза навернулись слезы: я ощутил, как призрачный холод проникает в меня, отнимая последние силы. — Ты убьешь меня!
— А разве ты не заслуживаешь смерти за это свинство? Ответить мне, глядя в глаза. — Призрак подлетел совсем близко, и отступать было некуда — шаг назад, и опять болото. Может, все-таки прыгнуть? — Ты должен умереть, потому что сама твоя жизнь… отравляет всё, к чему бы ты ни притронулся. Ты монстр, губящий всё на своем пути! Назови хоть одну причину, по которой такой как ты достоин жить!
И вновь меня пробрал обессиливающий мороз, а в глазах начало темнеть.
«Больше не могу. Прыгаю!» — решил я.
Но в тот самый миг, когда я уже был готов броситься в трясину, что-то сверкнуло, и жуткий призрак рассеялся, слившись с ночным туманом. Вместе с ним ушел и потусторонний холод. Остался лишь обычный, болотный.
Совсем рядом мелькнул свет фонаря.
«Снова обманки, — вяло подумал я, чувствуя, что совсем обессилел и вот-вот упаду. — Ну уж нет, ещё раз на те же грабли я не встану».
— Локи!
Из пелены тумана вдруг вынырнул человек с крохотным электрическим огоньком в руке.
— Наконец я тебе нашла! Всё будет хорошо! Давай руку, не бойся.
И я, уже почти не понимая, что делаю, протянул человеку правую руку и позволил стащить себя вниз.
Удивительно, но на этот раз я не утоп в трясине, а встал на что-то прочное и твердое.
— Вот так, — сказал женский голос совсем близко. — Держи меня за руку. Скоро выберемся.
Собрав последние силы, я поднял на спасительницу глаза, и мне вновь захотелось потерять сознание. Ну зачем, зачем, зачем?!
Передо мной стояла мама. Настоящая, из плоти и крови. Я чувствовал бодрящее тепло её ладони.
«Черт! За что мне это?! За что?» — сокрушался я, ступая след в след за Фриггой: очевидно, мы пробирались по невидимым камням.
Иногда приходилось скакать и перепрыгивать, временами ноги предательски соскальзывали в топь. Но мама ни разу не дала мне оступиться.
Я даже не сразу понял, что до сих пор плачу — лицо у меня и так было мокрым от росы и пота.
— Потерпи немного, скоро придем.
Неужели мама думает, будто я плачу от усталости?
Фригга не обманула: вскоре болото кончилось, туман рассеялся, и мы вышли к деревянному домику, стоявшему на опушке леса. В доме горела лампа, и этот теплый свет согрел мне душу.
— Проходи!
Мы взошли на крыльцо. Ступеньки под ногами сонно поскрипывали. Мама отворила дубовую дверь, пропуская меня вперед:
— Не бойся.
В доме пахло осенними листьями, сухими травами, древесной смолой — ароматом, который можно встреть только в таких диких и безлюдных уголках.
У стены приветливо потрескивал камин. Тлеющие угольки приковывали взгляд, ободряя и успокаивая.
— Садись, — Фригга кивнула на деревянный стул, стоявший под окном, возле столика с лампой.
В следующую секунду передо мной очутилась горячая кружка. Еще не дотронувшись, я ощутил исходившее от неё тепло и травяной аромат.
Мечты сбывались, но от этого становилось только больнее. Мне захотелось швырнуть кружку об пол, но я сдержался. Однако пить не стал. Я не смог бы ни глотка сделать — в горле сжался тугой комок.
— Что с тобой? — мама присела напротив — так, что её колени едва не касались моих.
— Зачем ты делаешь это?! — наверно, мой голос прозвучал зло, но если я в тот момент на кого-то и злился, то лишь на себя самого. — Зачем ты привела меня сюда?! Зачем спасла из болота?!