— Спасибо.
— Тебе пора.
— Знаю.
Я крепко обнял маму, стараясь оставить в памяти все — и теплую синеву её глаз, и травяной аромат тонких, выцветших волос, и легкие морщинки на лице, и взгляд.
— Не бойся, — словно прочитав мои мысли, сказала Фригга. — Я ведь никуда отсюда не денусь. И навсегда останусь с тобой. Такой, какой ты меня помнишь. А сейчас иди, если не хочешь проиграть. Помни все, чему я тебя учила.
Я молча кивнул и вышел сначала в прихожую, а потом на крыльцо, перед которым раскинулся непроходимый еловый лес. Дверь тихо скрипнула, закрываясь. Я опять остался один.
***
О непролазной чащобе, через которую лежал мой путь, особо рассказать нечего. Было сыро, холодно и очень темно.
«Да, и такие места есть в моём сердце, — с наносным спокойствием думал я всякий раз, когда лицо резали тонкие лезвия невидимых веток, или ноги спотыкались о разлапистые, корявые корни, там и тут торчащие из-под земли. — Больше того, это еще далеко не самые страшные его уголки».
Но подобные мысли были сомнительным утешением, ибо дебри всерьез на меня ополчились. Деревья целыми батальонами вставали у меня на пути, создавая надежный заслон из самых своих колючих и хлестких ветвей. А еще вытаскивали из-под земли корни, да так, чтобы я непременно споткнулся. Вся неизмеримая мощь древнего леса обрушилась на меня.
Я вел с лесом войну, и был один против тысячи исполинских солдат, которым ничуть не мешала их неподвижность. Порой мне приходилось пускать в ход меч, чтобы расчистить дорогу. Рубить боевым оружием ветви — занятие не ахти. Против лесной армии лучшим козырем был бы топор.
После каждого взмаха по телу пробегала мелкая дрожь, а меч то и дело валился из рук. Деревья гудели кронами, скрипели стволами, не то устрашая, не то просто смеясь над моими потугами. Но мне нельзя было останавливаться: я уже и так потерял много времени. Так, шаг за шагом я продвигался вперед, не давая усталости и отчаянью взять верх над здравым рассудком.
И вот наконец усилия были вознаграждены. Лесная армия, признав поражение, расступилась, выпустив меня на небольшую поляну, освещенную звездами.
Я в изнеможении повалился на траву. Меч с глухим стуком упал рядом. Едва моя голова коснулась прохладной сырой земли, я тут же подумал, что зря не остался стоять. Теперь, когда я дал телу поблажку, заставить его подняться и продолжить дорогу будет непросто.
Но пока я лежал, распластавшись, глядел на усыпанное звездами небо и думал о маме, а точнее, о нашем с ней разговоре. Я был готов прокручивать её слова в памяти до тех пор, пока они накрепко не врежутся в подкорку. Так значит, я и в самом деле был нужен ей, я дарил ей что-то хорошее, что-то, без чего бы она не справилась.
В какой-то момент мне захотелось вернуться к лесному домику, но я тут же отмел эти мысли, сказав себе, что возвращаться нет смысла, да и вряд ли я отыщу дорогу.
И когда я почти убедил себя в этом, справа потянуло знакомым холодом. Забыв об усталости, я вскочил на ноги и схватил меч.
«О, нет, только не снова!» — думал я, озираясь по сторонам и готовясь уничтожить призрак одним резким движением.
Почему-то я был уверен, что увижу перед собой призрачную Фриггу, и настроился не принимать близко к сердцу её обвинения. Ведь со слов настоящей матери я знал, насколько они далеки от правды. Этот настрой и сыграл со мной злую шутку.
— Ну здравствуй, Локи.
На сей раз в туманной, колеблющейся, будто наспех набросанной карандашом фигуре я узнал Дану. Я так удивился, что начисто позабыл об оружии.