— …и никому ничего не надо. Слушай, — Сид заглянул ему в глаза, — а ты вообще об этом задумывался? О бедных безграмотных резонирующих, которые сходят с ума?..
Фрэнки мелко задрожал от этого неожиданно тяжелого, обвиняющего взгляда. Знакомы они были всего ничего, но свалившийся как снег на голову товарищ по несчастью с каждой секундой открывался ему с новых сторон. Если бы Фрэнки вздумал писать симфонию, положив в основу программы его характер, то первая часть была бы легкой, беззаботной, в темпе аллегретто, вторая падала бы важным и тревожным анданте, нет, andante maestoso, а третья и четвертая — для них время еще не пришло.
— Признаться честно, — произнес он, вспомнив, что гость ждет ответа на поставленный вопрос, — никогда не задумывался. У меня своих проблем вообще-то…
— Другого я и не ожидал от такого инертного и погруженного в себя овоща, как ты, — насмешливо фыркнул Сид, но тут же взял себя в руки и добавил вполне дружелюбным тоном: — Впрочем, я не вправе тебя судить. Спасибо, что не оттолкнул, собственно говоря.
Тут-то Фрэнки наконец набрался храбрости, чтобы задать давно вертевшийся на языке вопрос, с которого вообще-то и стоило начинать конфиденциальную беседу:
— А зачем я тебе? Зачем ты искал меня? Просто нужен был товарищ по несчастью? Дал бы объявление в газете, ищу резонирующих, мол, мог бы даже создать клуб анонимных резонирующих!
Сид остановил его поток слов нетерпеливым жестом.
— Нет. Мне нужен был именно композитор. И резонирующий композитор. Я не знаю, как с этим у остальных из вашей братии, ведь только ты признался. Но я не знаю и композитора лучше тебя.
Фрэнки нервно встал из-за стола, едва не опрокинув чашку на себя, и стремительно зашагал из угла в угол.
— Это в прошлом. В прошлом! — закричал он в неожиданном приступе полумольбы-полуярости. — Я порвал с этим! Если тебе нужно, чтобы я что-нибудь написал… Чтобы я вернулся… Так вот, не бывать этому! И никакой лестью тут не поможешь. Не знаешь композитора лучше меня, ха! Это в прошлом.
— Прошу тебя, сядь, — Сид как-то сразу побледнел и сгорбился. Было видно, что ему не нравилось такое поведение, что он хочет возразить, но все-таки он сдержался и добавил неестественно мягко: — Прости. Я свалился на тебя нежданно-негаданно, я поднимаю неприятные темы… Прости. Я просто еще не знаю тебя. Я… не знаю, как себя с тобой вести, все-таки гении — они… Кхм. Сложные люди. Я не хотел обидеть. Не знаю, как ты меня еще терпишь.
Так он, должно быть, разговаривал с обиженными неизвестно на что капризулями-девушками — и тактика эта неожиданно сработала. Фрэнки перестал бегать по комнате и послушно сел.
— Да просто потому терплю, что ты спас меня от того бродяги, — он устало пожал плечами. — И потому, что резонируешь.
Сид взглянул на него с непонятной надеждой.
— Знаешь, — произнес он дрогнувшим голосом, — каким было первое Искажение?
— Свое первое я не помню, — буркнул обиженный Фрэнки. — У меня это с рождения.
— Ну, я старше их, — улыбнулся Сид. — Ненамного, но все-таки старше. Искажениям вот уже двадцать лет, а мне двадцать пять. Так что я не родился таким. И я помню первое Искажение.
Фрэнки подпер рукой подбородок, глядя на разоткровенничавшегося гостя с любопытством.
— Каким же оно было? — спросил он, ожидая услышать рассказ о чем-то неповторимо прекрасном.
— Море, — выдохнул Сид. — То было море. Но не такое, каким мы привыкли его видеть и ощущать, а багровое, вязкое, с мерзким привкусом железа. Оно захлестнуло меня, а я даже не понимал, что происходит. Я думал — мне снится кошмар. Дышать стало нечем. Это длилось около минуты, и когда я уже почти потерял сознание, море исчезло. Мне повезло, что я рос здоровым и выносливым ребенком, — я не захлебнулся насмерть этой мерзостью. Но, Фрэнки, ты же знаешь, что Искажения — не сны, для нас они вполне реальны. И как ты думаешь, сколько жизней унесло то, первое?..
У Фрэнки перехватило дыхание. Он, разумеется, понимал, что Искажения представляют собой опасность, пусть ему и приходилось проводить в иных мирах не больше двух-трех минут, а порой и считанные секунды. Но ведь иногда и пары секунд достаточно. И когда-нибудь такой переломный момент наступит и для него.
— А сколько унесли последующие? — пролепетал он, широко распахнув глаза. — Сколько больных, детей и стариков не перенесли вчерашнего холода?
— Ты ведь и об этом не задумывался, а? — Сид со смешком откинулся на спинку стула. — Как и о том, что о подобных смертях ты не прочитаешь ни в одной газете. Как и о том, что нас не просто так настолько мало. Ограниченное ты существо. У меня такое чувство, что я повстречал пещерного человека. Неужели я один пытаюсь анализировать то, что со мной творится, и бороться с этим?