— Ну, должна же у тебя сохраняться хотя бы видимость того, что здесь ты принимаешь решения, — пояснил он и демонстративно отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.
***
Фрэнки никогда ничего не слышал о Мнимом Рубеже — зато о Мнимом Зазеркалье слышал предостаточно. Это действительно был город-призрак, не нанесенный ни на одну карту, обросший дурной славой и с недавних пор выступавший местом действия страшных сказок. Мнимое Зазеркалье затерялось где-то в лесной глуши в полушаге от Фата-Морганы, и никто толком не знал, где именно; мать рассказывала Фрэнки истории о настоящем мираже, в который мог проникнуть только «желающий видеть»: в определенный час, сказав, разумеется, волшебные слова, да так, чтобы их подхватил ветер и донес до самых врат Зазеркалья, и вот тогда — тогда можно раздвинуть лесной полог, разорвать ткань реальности и проникнуть в этот странный мир оттенка сепии, в запутавшееся в сухих ветвях сосен Искажение.
Разумеется, Мнимое Зазеркалье на то и мнимое, чтобы никаким Искажением на деле не являться, — и, к вящему разочарованию Фрэнки, оказалось, что это просто заброшенный город, далекий от всякого волшебства. Более того — город-летаргия, город-галлюцинация, средоточие сонного гноя — не сепия здесь царила, о нет, только бледные вскрики выцветших вывесок над заколоченными окнами. Ветер носил в воздухе обрывки чьих-то жизней, осыпавшиеся стекла хрустели под ногами и резали солнечными всполохами глаза, не дотягиваясь до кожи, легкие пачкала пыльная хмарь.
— Исторически это место населяют всякие уроды, — предупредил Сид, когда Фрэнки с тревожным любопытством проследил за стремительной тенью, метнувшейся в сторону от них и затерявшейся в ближайшем переулке. — Я это в прямом смысле. Тут… чувствуешь, воздух какой? Дышать нечем. Аномалия какая-то. Дети двадцать лет назад начали рождаться с отклонениями. Так что если увидишь трехногого человека, в обморок падать не спеши: в их глазах ты не менее странный.
— Поэтому все отсюда и уехали? — Фрэнки испуганно заморгал. — Не может быть!
— Ну да, поэтому. А кому ехать было некуда — остались. Можешь себе вообразить, как они одичали! — Сид поежился. — Кто-то считает, что всему виной дымящие заводы и фабрики на окраинах Фата-Морганы, но это просто смешно, ведь там циклопы не бродят, кто-то вспоминает древние легенды о проклятиях, а кто-то винит во всем Искажения. Помнишь, я тебе говорил? Будто есть вероятность, что наш мир сливается с Первым Искажением?
— Ну помню, но я по-прежнему в это не верю.
— Дело твое, но вот аргумент в пользу той гипотезы. Мнимое Зазеркалье — можешь считать этот город прихожей, в которую заглянуло Первое Искажение и сняло ботинки, прежде чем осесть в нашем мире. Потому что именно здесь находится Резонансметр. И именно здесь двадцать лет назад была исполнена Симфония.
— Исполнена с ошибками, — уточнил Фрэнки.
Сид резко повернулся к нему:
— Кстати, забыл тебе сказать кое-что. Возможно, никаких ошибок в Симфонии нет.
Его слова расплылись сизым туманом в вязком плесневеющем воздухе.
— К-как? Как нет? — И следующим вопросом, который Фрэнки не осмелился задать вслух, был: «Тогда зачем я здесь?», а сразу за ним: «Забыл сказать — забыл ли?»
— Исполнитель просто не довел свою партию до конца.
— Ошибся? При исполнении? — Фрэнки искренне удивился. — Разве можно было допустить такой непрофессионализм в столь серьезном…
— Я не сказал «ошибся», — отрезал Сид. — Я сказал то, что сказал.
— То есть — не доиграл? Бросил? Но почему?..
Он лихорадочно пытался найти ответ на лице, в глазах Сида, но тот оказался непроницаем, закутался в свой синий холодный свет.
— Я не знаю.
— Ты знаешь, — констатировал Фрэнки, зло пнув пустую жестянку, стоявшую на дороге.