Апокалипсис отпустил руку Эрика и потянулся, чтобы поднять куклу с земли. Молодой человек, как бы невзначай, но именно в тот момент, когда Апокалипсис взял Нину, протянул к нему просящую руку, и Апокалипсис, поднимаясь, положил игрушку в его кресло. За все это время Эрик не произнес ни слова. Когда Апокалипсис снова встретился с ним глазами, на него смотрел уже совсем другой человек. Калечная доброта и надтреснутая вера исчезли из его взгляда, их заменила холодная ярость.
— Почему, Чарльз?
— Я испугался! Я не знал, что делать! Я опоздал, Эрик! — сбивчиво объяснял телепат. — Я опоздал на пять минут, я все видел! Я видел, как они умерли — Нина и Магда! Было уже поздно что-то предпринимать. А когда я увидел твое лицо, то я подумал, что ты сойдешь с ума, если оставить все как есть! Я не мог позволить тебе страдать! Я не мог позволить тебе натворить еще больше глупостей! Кукла лежала рядом, и я внушил тебе, что она твоя дочь. Прости меня! Я не мог позволить тебе обезуметь от горя. Я не хотел, чтобы ты страдал, Эрик!
— А так я, по-твоему, не страдал, сукин сын! — в ярости кричал Эрик. — А так я, по-твоему, не сошел с ума?! Так я, по-твоему, был счастлив, извращенец недобитый?!
— Я думал, что так будет лучше, что так у тебя будет время, чтобы прийти в себя от горя. Я ошибся! Я не предполагал, что так все обернется!
— Да когда же ты научишься не думать за других, Чарльз! Когда же ты научишься понимать, что надо действительно сделать, чтобы было лучше!
— Пойдем со мной, Эрик! Пойдем, прошу тебя. Я все улажу! Я все начну заново! Мы все начнём заново! Ты мне нужен, чтобы я снова не наломал дров! Человечество важнее, чем наши обиды, чем твое горе! Мы должны бороться за сосуществование людей и мутантов! Мы должны построить новый мир без войн!
Эрик поднялся и стоял посреди дороги. Справа от него плакал Чарльз, слева стоял ар Варн, совсем другой и все такой же как раньше, играл желваками и сжимал кулаки.
— Не слушай его, друг мой! — произнес Апокалипсис. — Люди не способны ничего построить и ничего защитить. В них слишком много ярости и слишком мало понимания. Я научу тебя жить без гнева, с холодной ясной головой, а ты станешь моей правой рукой в новом мире спокойствия и безопасности. Только такой мир сможет защитить и сохранить людскую расу — мир, которым будем править мы.
Эрик вдруг почувствовал, как он устал за этот день. Как он смертельно устал. Он тяжело повертел головой по сторонам. Два человека, которых он считал своими друзьями, врали ему. Каждый по-своему. Каждый из лучших побуждений. Но разве ему нужна была жалость Чарльза? Ему было достаточно его приезда, его стука в дверь, его объятия, его честного присутствия. Именно такая дружба и нужна Эрику, простая и понятная. Разве нужна ему дружба, которую надо приносить в жертву во имя человечества? Нет уж, пусть человечество разбирается само со своими проблемами, он свое уже отжертвовал.
И уж тем более Эрику не нужен соратник. Ему нужен друг, чтобы жить в том мире, который ждет его в долине с петухами, кошками, мутантами и соседской коровой за плетнем. Он не собирается строить новый, ему и одного вполне достаточно. Как можно что-то строить или защищать, когда внутри все кипит от ярости? Как можно что-то защищать, когда в голове нет ни единой мысли, кроме желания все крушить на своем пути?
Отказаться от гнева? Отказаться от горя? Забыть и все начать сначала? Да они оба рехнулись!
Гнев и горе — это все что у него осталось! Это единственное, что было правдой! Это и есть основные кирпичики его, Эрика, личности.
Леншерр с жалостью смотрит на Апокалипсиса. Безопасный мир? Еще один идеалист. Как можно обезопасить человеческий мир от человека? Как можно искоренить зло из зла? Слезы и страх — единственные perpetuum mobile прогресса. О каком мире без слез может идти речь?
Эрик прислушивается к себе.