Роше кивнул. Уж он-то успел вдоволь насмотреться на методы, которыми работали скоя’таэли. А некоторые из них даже испытать на себе. В то же время, лицемерием было бы не признавать, что и он сам за годы службы ни раз прибегал к подобным мерам, считая, что цель оправдывает средства. Он не гордился этим, но знал: окажись он в тех же обстоятельствах снова, поступил бы точно так же.
— То есть, Саския буквально призналась, что всё это время она тебя использовала? — спросил Роше.
— Нет, нисколько, — Йорвет покачал головой. — Я всегда знал, на что иду. К тому же, она сказала — и уже вполне искренне, — что не отказывается от своих слов, по-прежнему считает меня своим соратником и верит: однажды я смогу искупить свои поступки в глазах людей, пусть за то время, которое для этого понадобится, успеет смениться несколько поколений. Я не видел смысла с ней спорить — мне нечего было на это сказать, но и смысла оставаться в Вергене я после всего сказанного в тот вечер тоже не видел. Утром мои отряды покинули город. Мы вернулись в леса.
— А потом в Верген пришли нильфы… — медленно проговорил Роше.
— Я выдвинулся туда сразу же, как узнал. А узнал я об этом слишком поздно. Когда до нас дошли новости, город уже лежал в руинах, о том, была ли там Саския, удалось ли ей выжить, в тех скудных обрывках информации, что удалось раздобыть, ничего не говорилось. Те двое суток пути показались мне вечностью. Я думал только о том, какую чудовищную ошибку допустил, приняв решение отозвать свои отряды и покинуть город.
— Думаешь, вам и на этот раз удалось бы переломить ход сражения?
— Не знаю. Может и удалось бы. А может, погибни я вместе со всеми, защищая город, меня бы запомнили не только как убийцу и террориста.
Роше посмотрел на него с удивлением. Начиная этот разговор, он ожидал от Йорвета чего угодно, кроме этого. Некоторое время они шли молча, затем Йорвет продолжил.
— Когда я всё же добрался до Вергена — вернее, до того, что от него осталось… — его голос дрогнул, — Зрелище было чудовищным. То, что его сровняли с землёй — не преувеличение. Нильфы разрушили всё, что смогли, кругом были груды камня и полуразложившиеся трупы. Я приехал туда на рассвете и искал её тело до тех пор, пока не село солнце, и в руины не начали стягиваться трупоеды, привлечённые запахом останков. Ту ночь я провёл в какой-то заброшенной хижине вблизи от города, и, доберись эти твари и туда, наверное, не стал бы им сопротивляться. К утру я понял, что во что бы то ни стало должен узнать, что с ней случилось. Я начал искать свидетелей. Шла война, кругом царил хаос, найти кого-либо было крайне сложно, а даже если это и удавалось, то они либо не спешили делиться информацией, либо противоречили друг-другу, зачастую не внося ни капли ясности. Одни говорили, что Саския покинула Верген задолго до нападения, после некоего инцидента, другие утверждали, что её видели во время штурма и что она погибла в бою, защищая город. К тому же, как ты можешь догадаться, передвигаться в открытую я не мог. Всё это здорово затрудняло поиски, несколько раз я, двигаясь по ложному следу, оказывался в тупике, у меня ни на секунду не было уверенности в том, что те крупицы сведений, которые удавалось добыть, имеют под собой хоть что-нибудь, но я знал, что не могу бросить эти поиски. Я должен был либо убедиться в том, что она жива, разыскать её и поговорить, либо — получить подтверждение того, что она мертва. Так прошло несколько месяцев. С последним потенциальным информатором, на которого мне удалось выйти, я должен был встретиться в Дубовицах. Когда я туда добрался, его дом уже сгорел дотла, а на пепелище вовсю орудовали мародёры. Мне удалось подслушать, о чём они говорят — именно так я узнал о том, что там произошло и куда отправились выжившие. Но потом меня заметили, а что было дальше, ты знаешь. На то, что тот возможный свидетель окажется в лагере среди выживших, я особо не надеюсь — этот тип из тех, кто первым полезет в любую свару, не говоря уже о том, что он мог просто погибнуть во время пожара, — Йорвет опустил взгляд и устало покачал головой, — Я по-прежнему не знаю, где она и что с ней. Наверное это должно оставлять мне надежду на то, что она ещё жива, но иногда мне кажется, что всё это я делаю зря — Саския мертва, её кости давно обглодали трупоеды, а я гоняюсь за призраком, потому что просто недостаточно хорошо обыскал тогда руины Вергена.
Роше молчал, потрясённый не то невероятной откровенностью прозвучавшего рассказа, не то тем фактом, что эта история раскрывала Йорвета с какой-то совсем неожиданной для него стороны, не то вдруг всколыхнувшимися в голове воспоминаниями о вещах и событиях, которые, как ему казалось до этого, не имели никакой взаимосвязи.