***
— Тишина, — заметил Алек.
— Еще рано, — пояснил его спутник.
— Куда мы идем?
— Думаю, к Марте. У нее не слишком людно.
— Будет, как только прознают, что ты там. Каждый постарается поставить тебе выпивку. — Бывший студент состроил гримасу своему другу. — Что тоже неплохо — мои карманы пусты.
— И ты, конечно, полагаешь, что и мои тоже. Между прочим, я сегодня не проигрался в пух и прах, так что могу сорить деньгами.
— Помалкивай об этом, а то от тебя станут ждать, что ты угостишь всю компанию.
— Не станут, — возразил фехтовальщик. — Я никогда никого не угощаю — они знают об этом.
— И все-таки любят тебя, — поддразнил Алек. — Как это у тебя получается?
— Не любят. Уважают.
— Они боятся тебя. А я нет. Меня ты угостишь, правда?
— Как всегда.
Они протиснулись в низкую дверь, окунувшись в тусклый свет и влажный теплый дух принадлежавшей Марте маленькой таверны, которую от множества таких же заведений Приречья отличали разве что имя владелицы да завсегдатаи.
***
Хотя Ричарду это было не по душе, но, стоило ему откинуть с лица промокший капюшон, все взгляды в таверне тут же обратились к нему, а потом скользнули в сторону, и по залу пополз шепот: «Сент-Вир… Сент-Вир…». Наверное, лучше было пойти куда-то поближе к дому, где посетителям хватало учтивости просто кивнуть и отвернуться. Алек приветливо улыбнулся честной компании. Ричард нащупал рукоять меча.
— Всем вечер добрый, — провозгласил Алек. Как ему удавалось произносить простые слова так, что они звучали, как оскорбление, было загадкой, которой никто не понимал, и провокацией, на которую все поддавались. Рука Ричарда сжалась на рукояти. Впрочем, возможных противников он здесь не заметил, так что свободной рукой подтолкнул своего друга к столу в углу зала, подальше от толпы.
Алек вытянул под столом длинные ноги.
— Скукотища, — заметил он во всеуслышанье. — Мне как образованному человеку приходится лишь сожалеть об отсутствии достойной компании. На беду здесь присутствующих, их некомпетентность в сфере приложения твоих талантов слишком очевидна.
Ричард Сент-Вир подавил улыбку.
— Мы пришли ради выпивки, а не компании, — заметил он. — Помнится, ты говорил, что у тебя в горле пересохло.
— Пересохло? Чушь какая, — возразил Алек. — На улице льет как из ведра. Ты, должно быть, меня с кем-то спутал.
Они пили пиво — у Марты это был единственный стоящий напиток. Из-под полуопущенных век Алек наблюдал текущую привычной колеей жизнь Приречья. Какой-то юнец распрощался со своим кинжалом стараниями одного из собратьев-карманников; женщины усердно предлагали себя, в эту промозглую погоду опустошая таверну раньше, чем обычно. Ничем не примечательное сборище, в котором не различишь лиц. Вновь прибывшие только добавляли сырости, сгущая висевший в воздухе дух мокрой шерсти.
Незнакомец возник на пороге бесшумно — так тихо, что прошло не меньше минуты, прежде чем к нему повернулись все головы и обратились все взгляды в таверне.
Алек первый решился нарушить благоговейное молчание.
— Ну-ка, ну-ка, — заговорил он, не меняя вальяжной позы. — Поглядите-ка на материю этого плаща. Пять серебряных монет за локоть, как пить дать, да три из них, должно быть, достались красильщику. Человек, умеющий одеваться, неизменно приводит меня в восторг.
Незнакомец резко обернулся на раздавшийся из тени голос, и кроваво-красная мантия вихрем взвилась у него за спиной.
Алек помахал длинной белой рукой, но не поднялся. Незнакомец поклонился ему, и золотой сполох у пояса и темный глянец сапог на мгновение ослепили застывших за столами выпивох.