Отец говорил ей о моряке, разлюбившем море, который вскинул весло на плечо и зашагал прочь от берега, дальше и дальше, пока, наконец, не встретил того, кто, глянув на весло, спросил: Что за штуку ты тащишь, приятель? — там он и остался. Отец говорил ей, что и сам поступил почти так же, перебравшись с материка на остров, где шел через холмы и леса, пока не сыскал место, где никто не умел прочесть книги, и поселился там со своей маленькой дочкой. Крестьянам он отдавал свои умения врачевателя, а Софию учил читать и делать то же, что и он. Отца больше не было, но она оставалась здесь — одна меж толпы, со своими козами и садом, на окраине деревни, населенной людьми, никогда не читавшими книг.
Так и жила она, день ото дня не делаясь моложе, покуда не явился человек с ножами.
*****
Он пришел сюда умереть, выхаркать легкие и сгореть в лихорадке в краю, где никто не слыхал его имени. Бежав из дома у моря, он унес с собой свои перстни. Они помнили его прошлое, но здесь они были книгой, которой никто не мог прочитать. Он хранил их в суме под рубахой, вместе со скальпелями и двумя анатомическими атласами, да впридачу — куском засохшего сыра, что был ему сейчас не по зубам. Он пришел сюда умереть, в лесах чужой земли, будто старый ворон или брошенный пес. Но увидев свет, он подумал: что ж, хотя бы под крышей.
*****
Человек на пороге едва дышал, а говорить не мог и подавно. Она привыкла к являвшимся в небожеский час болящим селянам, но этот ей был не знаком. Он был немолод. Его лицо осунулось, он вымок и дрожал. Он не мог причинить ей зла.
— Входите, — сказала она.
На мгновение он отнял руки от груди и неловко вытянул их вперед, будто говоря: у меня ничего нет. А потом, согнувшись, рухнул на колени, заходясь в кашле и хватая ртом воздух. Она почти подтащила его к очагу, где всегда кипела вода.
— Снимите одежду, — велела она, и он засмеялся, с натугой и хрипом. Она протянула ему сухое одеяло и нарочито отвернулась, занявшись поиском сиропов и микстур. От снадобья, что она дала ему выпить, он уснул прямо здесь же, у очага, стискивая старое грубошерстное одеяло — то, что дала ей Евдоксия за исцеление своей малышки, которая теперь уж и сама стала матерью.
*****
Он был в земле, в земле, кто-то силился погрести его, засыпая легкие равнодушной землей, он не мог вздохнуть и — Ш-ш-ш, — прошептало море, омывая его. — Ш-ш-ш, все хорошо, усни…. Это сон, только сон, не смерть.
*****
Она коснулась его головы. Густые волосы были будто выдраны клочьями. Она посмотрела, нет ли у него чесотки, но дело было не в этом. Кто-то просто срезал целые пряди. Быть может, ножом?
*****
Его любимого подняли из моря, с острозубых скал под их окном. Он не слышал, и уже не узнает, вскрикнул ли тот, соскользнув со скал. Так зычен здесь голос моря. Год за годом то была их любовная песня: гул моря ночами, а днем — жужжание пчел над диким тимьяном, алевшим в нависших над домом утесах.
Ему сказали: — Он мертв, господин, — но он ответил: — О нет! Смерть ему не подруга — она страшится его! — Ему сказали, он может взглянуть, и он двинулся было к порогу, но Марина, их ключница, вдруг удержала его, говоря: — Господин, не смотрите! — но он глянул ей через плечо, он увидел… крови не было, не было, не было, только что-то изломанное и вовсе бескровное, и он схватил первый же острый предмет, и полоснул себя по руке, но ему связали руки, говоря: не сейчас! еще рано, еще слишком рано — на погребении времени будет вдосталь, а он закричал: — Что? Что?! Да ума вы решились, что ли? — но это были не те слова, он видел по лицам людей, что они не поняли.
*****
Обычно она касалась их лиц, только чтобы узнать и лечить недуг, оставляя уход женщинам семьи. Но здесь она была одна, одна за всех. И она мыла его тело, как мать или жена. Он был застенчив; он пытался удержать ее. Но от него воняло, и она не стала его слушать. Чистота придется ему по душе, сказала она, бросая в горячую воду алую горсть дикого тимьяна, чтобы исцелить его грудь. Он рыдал, вдыхая пряный пар.
*****
Каждый проливал толику крови и срезал прядь волос, чтобы возложить… возложить на… Он уже пролил свою кровь; он схватил нож и отсек себе волосы — волосы, что рассыпались по груди его любовника, путались в его пальцах, закрывали глаза…
— Тебе нравится? — спросил он, когда этот остров впервые возник перед ними.
— Я различаю цвета, немного. Здесь красиво.
*****
— Откуда ты? — спросила она спящего мужчину, который кашлял во сне. К ее смятению, он обернулся к ней, открыл глаза и ясно произнес: — У меня есть ножи. — И всё. Ему снились она и ее вопрос. Потом глаза его снова закрылись и он отвернулся.