День напролет скакал Арслан, пока увидел перед собой ополье - бранное место; взрыта грудь земная, кровью полита, кровью сотен, тысяч дивьих людей, о которых разве только старики теперь когда вспомнят. Стелется туман меж вросших в землю останков и не растет на поле трава, и не гнездится в поле птица, не рыскает зверь. Все тихо, недвижно в мертвом поле, и даже туман стелется незаметно людскому глазу и кажется не колебаемой ни малейшим ветерком завесою; и лишь топ княжьего коня разгоняет туман.
- Зачем тревожишь наш покой? - услышал ясский князь шипение, подобное змеиному. - Зачем топчешь кости тех, кого поверг здесь когда-то злой Громовик и оставил не живыми и не умершими? Ступай своей дорогой!
Гнев ударил в голову Арслана, однако взглянул он на корчившуюся у копыт его коня тварь - и гнев его сменился жалостью. Перебило твари хребет, и пресмыкалась она, не в силах ни жить, ни умереть. Поднял он меч, готовясь окончить страдания дивьего отродья, но услышал шип изнизу:
- Постой, витязь! Не убить меня земным железом, принесет мне смерть лишь железо небесное. Видишь меч возле руки моей?
Меч, что лишь мощному витязю по руке, сам собою светится голубым - как будто пляшут по нему болотные огоньки. Мгновение помедля, поднял Арслан меч, который когтистая лапа, видно, все время своего мученичества тщилась схватить, и одним ударом перерубил шею полуживого дивьего чудища.
- Дай тебе судьба счастья, витязь… - прошипела, умирая, тварь. - Возьми меч из небесного железа да помни - кого б ни бил ты этим мечом, бей его лишь один раз.
Закатились белые очи твари и стала она одним цветом с землею, на которой лежала.
Скачет, скачет князь ясов, и меч из небесного железа грозно отблескивает неземным голубоватым светом.
========== 7. Воин и Змей ==========
Когда-то в незапамятные времена…
…белые каменные змеи, безглазые, безухие, лежали, свившись кольцами, будто любовники в страстном объятии. Шшшш, о какой любви вы речь ведете? Нет ее там, нет. Вот холодные белые камни, вот мхи-лишайники, на эти камни все лезущие и влезть не могущие. Вот древняя могучая тайна, этими камнями хранимая. Вот и все. Больше ничего нет у белых каменных змей, свившихся в темном мху - не было, пока не подошел, подгоняемый в спину солнечными лучами. Оглянулся на клонящееся к западу солнце.
- Постой! Не входи!
Не летает ночная птаха днем, не летает днем серый большеротый козодой. Не летает, не садится на плечо, не вьется у самого лица…
- Ойна!..
Нет птахи-козодоя, на месте птахи - она… И нет у Свейна слов, чтобы встретить ее - есть только счастье, которое само бьется под ребрами, как малая пташка. И чем ближе подходит Ойна - светлая, в платье белого полотна, в платочке сереньком, - тем сильнее колотится счастье в ребра, бьется, словно в страхе, что сейчас исчезнет она и снова не будет ничего, кроме неба, клонящегося к западу солнца и белых камней в темных мхах. И не в силах был поверить в свое счастье, пока не обнял Ойну, пока не прижалась она к его груди, сама прячась в его руках от всего мира, как робкая птаха.
- Любый мой… Боялась я не успеть; пока дожидалась, чтоб ушла бабушка, чтобы заснул братец, извелась.
- Ойна…
- Много страхов ждет тебя, Свейн… - Прижимается крепче, теснее, то ли сама укрываясь, то ли его укрыть пытаясь.
- Главное, чтобы пропустили меня змеи.
- Нет! Змеи меня послушают, пропустят. Не в том страх.
- Если ты ждать меня будешь, никакие страхи…
- Молчи! Помнишь ту ночь, когда встретились мы с тобою? Помнишь колодязь, оконце болотное? То самый первый. Миновал ты его, помогли тебе. И второй миновал, - вспыхнули щеки Ойны, - миновал, когда от богатства отца моего отказался. Ночь ту… Туман синий… помнишь?
- Я тогда и не видел ничего вокруг… Тебя одну видел.