Перспектива сна внушала настоящий ужас, разрастающийся внутри черными щупальцами, которые утягивали меня на самое дно моей же собственной порочной сути.
Я должен был принять бой, но вместо этого, заливаясь краской малодушия, щелкнул выключателем, схватил куртку и почти выбежал вон из дома. Как будто снаружи ждало чудесное спасение от самого себя.
Бродил по городку, терзаясь целым сонмом мыслей одна греховнее другой. Желание напиться сменялось на желание женщины, а оно в свою очередь переходило в порыв к немедленному самоубийству. И снова по кругу. И снова. И снова.
Пришел в себя, сумев остановить мысли в голове, только почти дойдя до пляжа. И когда я успел сюда дойти?.. Руки закоченели, пальцы почти не гнулись.
Боль немного отвлекла от сумятицы в голове, и я смог заметить, что у самого края утеса стоит женщина в неуместно летнем сером платье без рукавов. Короткие волосы рвал морской ветер, безжалостно закручивая их в жгуты.
Я закрыл на секунду глаза и потряс головой. Слишком сюрреалистичная картина, а я, похоже, слишком болен, чтобы верить всему, что вижу. Но она не исчезла, слишком живая, чтобы быть горячечным бредом.
— Эй! С вами все…
Конец фазы ветер затолкал назад в глотку. Конечно. Дурак. Достаточно было лишь легкого поворота головы, чтобы понять кто это.
Застонал сквозь зубы от отчаяния. Она что, преследует меня? Какой грех я совершил, Господь? Это испытание? Я не выдерживаю его, душа сохнет, и я не знаю, как спастись.
Бежать было слишком поздно, она же увидела меня… И тем более… Я же бежал от себя все это время, а получается лишь приблизился к собственным демонам. Пошел вперед, припадая на левую ногу, пока не подошел к ней, замершей на обжигающем ветру. Очень худая, похожая на трость, она пугала недвижным взглядом и синими губами покойника, которые тряслись от холода. Нечто похожее на сострадание шелохнулось внутри, подойдя комом к горлу.
— Здравствуй, отец Майкл, — с трудом разобрал слова. Они разбивались о клацанье зубов.
— Что ты здесь забыла?
— Я жду… — крепче обхватила себя руками в тщетной попытке согреться.
— Меня?
Попыталась улыбнуться, но вышел оскал, который пугал настолько, что я бы отступил, если бы за спиной не было обрыва.
— Не весь мир крутится вокруг тебя, священник. Скоро наступит час моего человеческого греха.
Черные глаза не отрывались от моего лица, будто стараясь запомнить каждую черту.
— Холодно?
— Конечно холодно, — протянула ко мне трясущуюся руку, предлагая дотронуться до кожи. Я отпрянул в ужасе от предложения близости. Ветер превратил дьявольский смех в карканье. — Как ты боишься, святой отец, как боишься не выдержать. И это ты называешь крепостью веры? Избегать всего, что искушает? Избегать мира в надежде предстать для этого же мира святошей? Все мужчины сборище трусливых детей, но ты, Майкл, отвратительней их всех стократ. Потому что не способен справиться с тем, что хочешь греха, и сваливаешь его на наказание божье.
А потом она раскрыла руки, и пока я ошарашенно смотрел на ее едва двигающиеся губы, повернулась спиной к морю, грызущему скалы, оттолкнулась от земли и рухнула вниз. В ничто. Бросила меня наедине с ветром и обрывками слов.
Я рванулся к краю, падая на колени и вглядываясь в накатывающие волны. Что за дьявольщина?! Замешкался, то ли бежать вниз, чтобы… Чтобы… Чтобы что? Спасти ее?! Сломать себя шею и, наконец, все прекратить?! Ровный голос вывел меня из ступора:
— Никого ты не спасешь. После такого падения нельзя выжить.
Я обернулся так резко, что едва не потерял равновесие и не упал следом за ней со скалы. Стояла позади меня, задумчиво склонив голову.
— Ты… Туда… Как? — снова посмотрел вниз, потом снова на нее. Кадры не складывались, будто были вырезаны из разных художественных лент.