— И как… ты… Эээ… Перемещаешься?.. — Встал, потеряно оглядываясь в поисках куртки.
— На метле, Майкл. Я же сатанинское отродье. Или ты забыл?
***
Перемещалась она на старом пикапе, который никак не походил на ведьмовскую метлу. На улице было все так же темно, как и когда я ехал сюда с Элизой, как будто эти чертовы дни бесконечные, и я запутался в них, тыкаясь наугад в разные углы, словно новорожденный щенок. Мария, как все же невыносимо тяжело называть ее по имени, будто предаю светлый образ другой, вела машину намного быстрее Элизы и с некоторым трудом, как мне казалось, вписывалась в повороты, что рождало во мне постоянное желание курить.
Прикуривая третью, от нечего делать стал разглядывать хлам на приборной доске. Косметика, гребешок, буклеты, в том числе и моей церкви, шпильки для волос. Если забыть о её сущности, то со стороны выглядела удивительно человечно. Как раз эта ее человечность и становилась постоянной причиной сомнений в здравости моего рассудка.
Надо думать о проповеди, а не о… Хотя, что я могу сказать прихожанам, если сам провалился настолько глубоко в разврат, утратив большую часть своих же мыслей и рассуждений.
— А ты хочешь девчонку? — Вопрос был задан так неожиданно, что я чуть быть не выронил сигарету.
— Какую девчонку?
— Ну, Элизу. Насколько знаю, ты застал ее в таком интересном положении, что прямо даже…
— Откуда? — Не хватало еще, чтобы она за мной следила. Со злостью выбросил бычок в окно, тут же доставая новую сигарету. В горле уже начинало першить. Кажется, недавно я понял, почему начал курить, так вот теперь настал момент вспомнить, почему бросил. Потому что нет внутреннего тормоза. Наверное, и в священники пошел поэтому. С целью найти что-то извне, что могло бы меня регулировать. Как прозаично.
— Просто знаю. Считай это… Ты всегда такой унылый? — Она повернулась в мою сторону, сморщив нос, как будто унюхала что-то крайне неприятное. Козий сыр или…
— Уныние — грех, от которого надо себя отвращать.
— Но если уныние грех, почему тогда ты такой унылый, что у меня аж скулы сводит?
— Я не унылый, я обычный.
— То есть для тебя уныние — обычно?
— Заткнись и следи за дорогой! — рявкнул, хватая ее за затылок и разворачивая голову прямо. Оскорбленно замолчала, негодующе пыхтя, что явно к лучшему. Этот бесконечный поток слов вызывал ввинчивающуюся в висок боль. Хотя быть может боль от сигарет и плохого сна, не знаю, я…
— Так что с девчонкой? — Молчание не продлилось и пяти минут. Я тихо застонал сквозь зубы.
— Ничего с ней. Просто ничего. То, что она делала со своей подружкой отвратительно. Католичество такое не одобряет, и я…
— Но ты ей так нравишься, — это было сказано почти что с грустью, я невольно повернулся к ней, пытаясь понять, не шутит ли.
— Да откуда ты это все берешь? Бред какой-то.