И снова дорога, как можно дальше вглубь чужой страны. И был декабрь, улица Лондона, мокрый снег и грязное месиво на асфальте, стертые в кровь ноги и ботинки, просящие каши. И высокий светловолосый мужчина с тонкими длинными пальцами, покрасневшими от холода - он никогда не любил перчатки. Говорил, что во всем Соединенном Королевстве нет мастера, способного сшить удобные перчатки на его руку.
- Дайте мне работу, сэр. Вы урод, как и я, и вы богаты.
- Да что ты говоришь? - в те годы в его речи еще явственно звучал чешский акцент. - Почему ты так думаешь?
- Мне так показалось… то есть, я знаю, - глядя на неброско одетого человека, альбинос явственно слышал громкий, очень громкий звон монет, но сказать об этом пока не решался.
- Знаешь… ну пойдем, расскажешь, что еще ты обо мне знаешь.
Потом, вспоминая тот вечер, Сильвер понимал, что ходил по лезвию - не будь Эли экстрасенсом, способным распознать злой умысел и понять, видит человек его впервые или уже имеет некие сведения, дело кончилось бы плохо. Да и тогда в воздухе отчетливо пахло жареным. Но, в общем-то, терять было уже нечего. Он зажмурился, сосредоточился и увидел то, что вряд ли мог узнать случайный человек - конкурент или чей-то соглядатай:
- Знаю, что у вас не было секса двенадцать лет.
Эли усмехнулся, взглянул с интересом:
- Наглый, неглупый и в самом деле что-то можешь… Ты мне подходишь. Поехали.
В каком-то смысле Лэнсу повезло, что он нарвался на Каракурта, а не рабовладельца или торговца органами. Да, убежать от самого себя не получилось, пришлось принять - таким, как есть, с темным даром и способностью убивать силой мысли. Но все же его органы не рассажены десятку больных по всему миру, а скелет не обглодали крысы; он жив и в определенных кругах весьма уважаем, в его руках сосредоточена частичка власти. Приятно осознавать, что на твоей территории мелкая шушера вроде рэкетиров произносит твое имя не иначе как шепотом.
Если уж ему так повезло в свое время, почему не может повезти этим троим? Двое тяжело больных да девчонка… пропадут же ни за грош. А ведь они ничем не хуже, а то и лучше, чем был Сильвер в их годы…
- О чем задумался? - высокая светловолосая женщина мелкими глотками пила слишком крепкий, слишком горячий чай; длинные тонкие пальцы, посиневшие от ледяной воды, плотно оплели кружку, выбирая из фарфора все тепло без остатка.
- Да так… забавно получается. Я знаю Эли - ну, и тебя тоже, - ровно тридцать лет… мы в декабре встретились, помнишь?
- Помню, - она улыбнулась, едва заметно. - Я еще очень тебя испугалась - страшный лохматый взрослый дядька… А тебе и дела не было до какой-то шмакодявки, да?
- Знаешь, в тот вечер я променял бы целый гарем совершеннолетних красоток на тарелку горячего супа.
Она тихонько захихикала, спрятав лицо за кружкой, совсем по-девчоночьи. Смех у нее за эти годы ничуть не изменился.
- И еще я думаю, что моя судьба - стерва с хреновым чувством юмора… как ты считаешь, если сегодня все получится - ждать мне смерти в июле тридцать седьмого?
И от чьей руки, интересно. Не то чтобы он сомневался в своих детях - но ведь и сам когда-то питал к Эли почти что теплые чувства.
Лана покачала головой. Глаза ее, собирая и концентрируя тусклый свет лампы, светились в полумраке, как у кошки; на правой руке поблескивало тяжелое золотое кольцо с затейливым узором - две руки, удерживающие два сердца:
- Ты забываешь кое о чем. Во-первых, Лорану и уж тем более Джеймсу с Викторией до тебя ой как далеко… Они, конечно, ребята очень талантливые, но так без солнца звезды видны.* Ты единственный в своем роде, и вряд ли кто-то из наших детей к тридцать седьмому встанет с тобой на одну доску - если они вообще останутся в деле, что сомнительно. А во-вторых - знаешь, в котерии никто и никогда не говорил по-чешски. Ни до тебя, ни, тем более, после. Grá, Dilseacht, agus Cairdeas, то, что мы теперь называем котерией, - в наибольшей степени твоя заслуга.
Комментарий к Глава 29. Gra, Dilseacht, agus Cairdeas.
*Винкристин + адриамицин + дексаметазон, одна из схем химиотерапии при миеломной болезни.