А если не придёт? До следующего утра ещё так много времени! Ведь сейчас только четыре часа. Самое время, чтобы пообедать… Весь вечер и, что наиболее ужасно, вся ночь ещё впереди. Ужасное время! А неизвестность ужаснее всего на свете. Томительное ожидание. А что вослед? Может быть, разочарование. Или наоборот? Но это можно проверить только вечером. Если не придёт до… ну, хотя бы до одиннадцати, значит, уже не придёт. А до одиннадцати ещё целых семь часов! В одном часе шестьдесят минут. А в семи? Целых 420. А секунд? И того больше: 25200 секунд.
— Какой кошмар! — пробормотал Дьюар. — А до утра вообще неизмеримое количество. Я с ума сойду!
Но с ума он, конечно, не сошёл. В комнате появилась домоправительница с обедом.
— Добрый день, мадам Кристи, — поприветствовал её Ален, не сказать чтобы радостно.
— Добрый день, господин Дьюар, — широко улыбаясь, ответила женщина. — Как у вас душно! Давайте я немного проветрю комнату. Вы не против?
Мадам Кристи приоткрыла одну створку окна, видимо опасаясь, что больной может простудиться. Воздух ещё был морозным. Дьюар потянул носом и ощутил чувство голода внутри, где-то под рёбрами, поскольку свежий воздух всегда на пользу аппетиту.
— Сегодня вы выглядите гораздо лучше, — заметила женщина, ставя обед на кровать к Дьюару.
— Вы думаете?
— Конечно.
— Это всё Селестен, — вполне уверенно заявил мужчина, повязывая салфетку.
— Он? — Не казалось, чтобы домоправительница была удивлена.
— Да. Беседы с ним улучшают моё самочувствие. А вот всякий раз, как он закрывает за собой дверь… Это отнимает у меня кусочек души… Где он, кстати?
— Ушёл.
— Куда?! — Какая-то ледяная рука сдавила сердце Дьюара, а лоб покрылся холодным потом, и даже аппетит пропал.
— Сказал, что у него какие-то дела. — Она неопределённо пожала плечами.
— А не сказал, когда вернётся? — почти беззвучно спросил мужчина.
— Обещал к вечеру, но кто знает.
— Что значит: «кто знает»? — насторожился Ален.
— Раньше или позже.
— Но вы уверены, что он вообще вернётся? — с ещё большей тревогой спросил он.
— Вернётся.
Это было произнесено так уверенно, что Дьюар почти успокоился и продолжил обед. Домоправительница закрыла окно, и Дьюар мысленно попрощался со свежим воздухом до следующего утра. Женщина теперь протирала щёточкой фортепьяно. Алену вдруг показалось, что в комнате запахло подснежниками, и его сердце снова наполнилось тоской, а на лице написались внутренние страдания.
— Что-то не так, господин Дьюар? — спросила мадам Кристи, вероятно обеспокоенная его гримасой. — Вам не нравится обед?
— Нет, что вы! Всё просто замечательно, — поспешил уверить её мужчина. — Я просто думаю… Зайдёт он ко мне сегодня или нет?
— Говорил, что зайдёт, — заговорщицки сообщила домоправительница.
Сердце снова забилось по-прежнему, и Алену опять захотелось жить. Значит, зайдёт. И он его снова увидит! Что ещё для счастья надо? Дьюар сразу повеселел.
— А в какой из комнат он остановился? — спросил Дьюар, вытерев губы салфеткой.
— Э-э… — протянула женщина, точно не знала ответ, — в той, где прежде жил ваш покойный брат.
— Могли бы предоставить ему комнату и получше, — заметил больной. — Сегодня же вечером перенесите его вещи — с его, разумеется, позволения — в ту, что приготовлена для гостей. Там, я думаю, ему будет комфортнее.
— Хорошо, господин Дьюар.
Снизу вдруг вихрем пронеслась музыка. Дьюар вздрогнул от неожиданности:
— Что, он уже вернулся?
— Вероятно.
— Так позовите его ко мне, прошу вас.
— Хорошо. — Мадам Кристи забрала поднос и ушла, вниз по лестнице застучали её башмаки.
Потянулось томительное ожидание.
Музыка всё лилась, но она отличалась от той, что играл Селестен в этой комнате. Это была жуткая, демоническая музыка, пронзающая душу, терзающая слух. Словно рыдало в каменном мешке приведение. Это была тёмная музыка, точно Авадон разверз свои бездны, и оттуда пролились боль и отчаяние грешников.