"Да, здоровье - это то, что ему сейчас нужно!" -подумал я, чувствуя подступающую к горлу дурноту, и продолжая вспоминать, где видел его раньше, то есть до того, как он стал мертвецом, и до того, как попал в автобус.
"Это всего лишь сон, лишь сон", - говорю я себе и не могу проснуться. А перед глазами маячит уже другое лицо: с чисто выбритыми щеками, с гладко "зализанными" светлыми волосами, в синей рубашке и тёмных брюках.
- Ну-ка, давай погромче, а то что-то я плохо тебя слышу! - это был обладатель шипящего голоса.
Он засмеялся.
Мне же было не до смеха. Я не знал что делать.
Шипящий же господин Змий, как мысленно я назвал его, потащил меня к двери. Я оглянулся и увидел, что парень пропал.
-И где он? - спросил я Змия.
На что тот, молча пожал плечами: не знаю, мол.
Мы стали продираться через заросли густой в человеческой рост травы по ставшему опять ночным лесу. Пробираться к ещё более ветхому и нежилому деревянному сооружению с террасой, частично прикрытой навесом. На ней располагалась барная стойка, за которой, между беспорядочными армиями и колоннами бутылок всевозможных видов и размеров, мелькал рыхлый господин.
Туда Змий и втолкнул меня, одновременно потребовав, чтобы я выпил за всех присутствующих. Я оглянулся и увидел их.
Поляна заполнилась заставленными длинными деревянными столами, за которыми на плетённых креслах сидели изрядно захмелевшие мужчины и женщины.
Не успел я опомниться, как оказался за единственным круглым столом со стаканом пива в руке. А вокруг меня и около, шумел неизвестный пир.
Неожиданно всё затихло, и ко мне медленной походкой подошла женщина. Приблизив своё лицо, она тихо-тихо сказала, почти простонала:
- Ну, дорогой, ты пришёл, наконец-то! Я так тебя ждала!
Одетая как цыганка, она ею не была, она напомнила мне портрет Жиневры де Бенчи кисти Да Винчи, хотя сходство казалось мимолётным. Да и эта женщина была невероятно хороша - пугающе ослепительна. От её взгляда у меня захватило дух и остановилось сердце.
Бледное смуглое лицо, заплетённые и гладко уложенные иссиня-чёрные волосы, чуть раскосые оливковые глаза и смоляные брови вразлёт, алые влажные губы, низкий грудной волнующий голос.
Я отпрянул от неё и вскочил. Но женщина приблизилась снова и поставила ногу в ажурном чулке на кресло. Чуть наклонив голову она приложила палец к своим губам, а потом дотронулась до моих, и провела кончиками их слева и вниз по щеке - обжигающий могильный холод пронзил меня насквозь - то был не страх, то был ужас. Холод...
- Ты ж мой ягнёночек-жеребёночек, не бойся меня? Разве я так страшна?
Женщина насмешливо лукаво глянула на меня. А я не мог понять причину своего безотчётного, почти животного ужаса. В ней, такой прекрасной и желанной, ощущалось что-то отталкивающее: в лице её; в выражение её глаз; дрожании верхней губки, обнажавшей ряд мелких белых зубов - мне показалось, что их гораздо больше, чем у большинства людей - полный рот маленьких белых остреньких зубов.
- Я вот тебе сейчас спою, и ты успокоишься, сразу успокоишься ?! А что друзья, спеть ли мне?
Отовсюду нестройно, но громко загудело, заревело
-Спой, Изабелль!
- Спой красавица!
- Давай-давай!
В руках Изабеллы откуда-то вдруг появилась гитара; она изящным движением положила её себе на ножку в ажурном чулке. И наклонившись, будто трепетная мать над ребёнком, Изабелла нежно обхватила стан гитары, левая рука скользнула вдоль грифа, правая ударила по струнам и гитара затрепетала, а Изабелла запела:
Не жди, когда разверзнется могила.
И всё сметёт её разинутая пасть.