-Что это? - тоненьким голосом пискнула Лиза, - как это?
Ей не ответили. Иван Фёдорович растерянно уставился себе под ноги:
-Позвольте, но где же тело? - и перевёл взгляд на Киру, словно бы ища у неё объяснений. В самом деле, тело господина Иванова как сквозь землю провалилось, пока они все завороженно наблюдали за дивной картиной, открывшейся им.
-Я стояла рядом, - подала голос Софья Григорьевна, - и видела, как Григорий словно бы растаял и совсем сгинул.
-Это совершенно невозможно, - неуверенно пробормотала Эльза Станиславовна, - это какой-то гипноз или наваждение... да, Ханнес?
Иван Фёдорович неопределённо пожал плечами и ничего не ответил. Его взгляд поймал что-то яркое, золотисто-жёлтое возле ножки стола, и он не мог отвести глаз от солнечного пятна.
-Серёжа, он что-то говорил о подснежниках, потом о крысах, - Кира быстро свернула головоломку, уложила её в футляр и сунула в карман. - Здесь есть подвал в доме?
-Подвал, конечно, есть, - помрачнел он, - но он сухой, тёплый и чистый.
-Куда же он мог отвести её? - она до крови прикусила губу, - может, есть поблизости охотничий домик или сторожка?
-Конечно, есть, - вспомнил Иван Фёдорович, - в пятистах метрах отсюда есть старая развалюха, где когда-то жил лесник.
-Я знаю это место, - вскинулся Сергей, - пойдём.
Он решительно двинулся к двери. Кира поспешила за ним.
-Лучше на санях, ведь там столько снега навалило. И фонарь! Возьмите фонарь, скоро стемнеет, - крикнул им вслед Иван Фёдорович. И с недоумением посмотрел на подобранные им с пола жёлтые листья клёна.
Короткий зимний день стал перетекать в пока ещё едва заметные сумерки, мороз усилился. Кира поняла это по тому, как стало пощипывать щёки. Она не стала дожидаться, пока Серёжа запряжет в сани лошадь, потому что была не в силах ждать. Преодолевая встречный колючий ветер, решительно двинулась вперёд по укатанной просеке в глубину леса. Высоченные ели и кустарник представляли сплошную заснеженную стену по обе стороны просеки. Пройдя сотню шагов, погружённая в свои невесёлые мысли, Кира не сразу обратила внимание на то, как тихо стало в лесу. Ни птиц, ни шума ветра, ни скрипа снега под ногами - ничего. Только лёгкий снежок серебрился, и от этого стало ещё тише. Она остановилась. Где же Серёжа с санями?
За серебристой тонкой пеленой проступила тёмная масса какого-то строения. Это и есть сторожка лесника? Кира заспешила к домику, напоминая самой себе девочку, заточённую в хрустальном пресс-папье, подаренном ей Штефаном. Но разглядев избушку, она засомневалась: не сильно-то этот хорошенький домик был похож на заброшенную сторожку.
Домик-избушка радостно светился двумя окошками, отбрасывая из них на голубоватый снег золотистые тени, лёгкий дымок курился над печной трубой, растворяясь в сгущающихся сумерках. Возле аккуратного крылечка в три ступеньки росла молоденькая ёлочка, из окна на Киру уставилась жёлтыми глазами пушистая серая кошка. "Здесь нет Шурочки", - обречённо подумала она, догадываясь, что домик этот совсем не так прост, как кажется. Но, горестно вздохнув, поднялась на крылечко.
Вместо ручки к двери было привинчено толстое и широкое железное кольцо. Кира постучала им по двери, прислушалась - ничего. Она ещё раз погремела кольцом, и ей показалось, что там отозвались. Заволновавшись, она вошла в тёплые сени и сразу скользнула к двери в комнату, заглянула внутрь в надежде увидеть Шурочку. Девочки не было. Киру охватил смертельный холод и тоска. Где же Шурочка? Куда спрятал её этот мерзавец? Чувство безнадёжности и вины захлестнуло её. Что если, в очередной раз перестроив головоломку, она так изменила собственную жизнь, что в этой её новой версии она лишилась ребёнка? От этой чудовищной мысли у неё внутри всё оборвалось, на ватных ногах она дотащилась до стола. Но, видимо, наступил предел её силам, и она рухнула как подкошенная на крашеные доски пола.
Глава 13
Несомненно, звук шёл от старого сундука. Там кто-то возился. Может, крысы? Или ещё какой лесной зверь? В этом выморочном лживом доме всё может быть. Штефан осторожно подошёл к сундуку и резко рванул вверх его крышку. И с изумлением уставился на связанного по рукам и ногам ребёнка. С посиневшего от холода лица затравленно смотрели огромные глаза, и в них мерцало такое недетское отчаяние, что он невольно отшатнулся. Но тут же опомнился и, мысленно кляня всех мерзавцев на свете, способных обидеть ребёнка, стал развязывать верёвки.