-Уже и не знаю, как тебя убедить! - Сергей с досадой и злостью оттолкнул стакан с остывшим чаем и возмущённо уставился на неё, - ты что, не понимаешь? Он же болен?! У него жар и бред. Что ж удивительного, что он назвал тебя её именем?
Кира мрачно посмотрела на него и перевела потемневшие глаза с тенями от усталости на Софью Григорьевну и Шурочку, которые рассматривали на стене вокзального буфета произведение, видимо, местного живописца. В массивной раме среди заснеженных сосен и елей мчался поезд в сторону зрителей, из паровозной трубы валил дым, в окнах вагончиков белели лица пассажиров, разглядывающих зимний пейзаж. Если вчера был невыносимо длинный и тяжёлый день, то сегодня случилось не менее сложное утро.
Вернувшись от Штефана, Кира провалилась в болезненный сон, но и там её преследовали тени. Язвительное лицо Якова Моисеевича, его голос, назойливо вползающий в уши: "Ты испортила ему жизнь, без тебя он жил бы спокойно и счастливо". Кира кричала в ответ, что это он, Яков Моисеевич, перевернул своей ложью их жизни, что это не она, а он виноват. А ещё она твердила, что уже всё кончилось, что она перестроила время: остановила и заново запустила его. Но проклятый старик не унимался: "Уйди, слышишь, уйди!", - бубнил он своё. Потом явилась Даша и стала обиженно хлюпать носом: "Я только хотела, чтобы всем стало лучше. И не собиралась я обижать твою девочку. Это всё из-за него. Я для него изобрела сюрприз и думала, вот сейчас достану Шурку и суну ему в руки. Пусть порадуется, что у нас теперь есть дочка. А ты ему ничем не поможешь! И когда он в больнице лежал, разве ты ему помогла? Это я его выхаживала. А ты? Где ты тогда была?"
Кира так отчаянно отпихивала Дашино лицо, отрывала от себя её прилипчивые руки, что разбудила Шурку и та стала толкать её, пытаясь разбудить. На шум их возни примчался взлохмаченный Серёжка. Тут-то она ему твёрдо заявила, что сейчас же уезжает. Вот только сбегает за Сонечкой, соберёт вещи и попрощается с Паленами.
-Ты с нами? - с чужим, похожим на маску лицом спросила она.
-Нет, - отрезал он, - нет, и ещё раз нет. Ты приняла безумное решение...
-Серёжа, - утомлённо прикрывая длинными ресницами глаза, перебила она его, - прошу тебя... Я всё решила. Значит, ты остаёшься?
-Да, - его чёрные глаза обожгли её, - я остаюсь. Кто-то же должен быть рядом с ним?
Кира дёрнула плечом и кивнула. Оставив Шурку ещё поваляться в постели, но велев ей всё же просыпаться, Кира поспешила к Софье Григорьевне. Вначале та не поняла, чего от неё хотят, но потом вскочила:
-Вот и хорошо, Кирочка. Я ещё давеча хотела тебе сказать, неуютно мне здесь. И эта Лизавета Максимовна наврала зачем-то всем. Это ведь она приходила за Шурочкой тогда.
Она посмотрела на измученную Киру и сочувственно покачала головой:
-На тебе лица нет. Так и заболеть можно. Ты не бойся, всё у нас наладится. И ну их, этих Паленов! Вишь, какие аристократы гордые: сквозь зубы разговаривают. А сами-то, сами - немчура немчурой!
Кира ничего не ответила, но Софье Григорьевне было хорошо знакомо такое её выражение лица, потому певица больше не решалась заводить разговор на эту тему. И она стала решительно укладывать свои вещи, что-то неодобрительно бормоча себе под нос в адрес не только Паленов, но и всей Эстляндии в придачу.
Когда все уже были умыты и вещи уложены, перед тем, как спуститься вниз, Кира заглянула к Штефану. Он спал, и сон его был сном здорового человека. Она постояла, глядя в красивое лицо с "интересной бледностью" и испытывая неприятное ощущение от того, что всё происходящее уже когда-то было. В её глазах мелькнуло сомнение. Правильно ли она поступает? Кира протянула руку, чтобы коснуться его плеча. Ей нестерпимо захотелось увидеть его глаза, услышать его голос. Но он уже сам проснулся и с недоумением прищурился:
-Вы? Что вы здесь... - и замолчал. Кира вспыхнула: только не этот взгляд - смесь заботы и жалости! Она повернулась и двинулась прочь, её спина дёрнулась, когда он окликнул её: - как ваша девочка? Кажется, вчера её напугали...