Тяжелые шаги становились всё громче, крики всё отчаяннее, а чувство ужаса всё сильнее. Хотелось закрыть глаза, не хотелось быть здесь. Не хотелось слышать, как выламывают дверь и как его голос грозно отдаёт приказ своим воинам уйти и оставить их наедине.
Вот только напрасны надежды и глупая вера в Богов. Пусть и один на один, вроде бы на равных условиях, но шансы были совсем не равны. Стефан уже был обречён, ещё в ту самую секунду, когда поцеловал её в первый раз. Он уже тогда горел в огне погребальных костров. Кэролайн это знала, но всё равно громко вскрикнула, когда меч пронзил его живот, пока Клаус с ненавистью смотрел в глаза того, кто посмел посягнуть на то, что принадлежит ему по праву.
Никлаус посмотрел и ей в глаза, с жадностью вглядываясь в эмоции, мелькающие на её лице, небрежно откидывая от себя Стефана, что грузно упал на пол. Он жадно хватал воздух ртом, стараясь зажать кровоточащую рану, задыхаясь от боли и переводя взгляд на Кэролайн, которая на негнущихся ногах всё приближалась к нему, боясь взглянуть; боясь посмотреть на то, как Клаус склонился над его телом, доставая кинжал, прекрасно зная, что последует за этим. Она знала насколько жесток её муж.
Его вид вынудил вздрогнуть, пошатнуться и едва не упасть, запутавшись в подоле лёгкого белоснежного платья, что струилось по её телу словно вода. Весь он был в крови, источал ярость каждой клеточкой своего тела, шумно втягивая воздух, пропитанный удушливым запахом смерти, которая была для него отрадой, его соратницей. Его ноздри раздувались, выдавая его едва контролируемый гнев, а грудная клетка часто вздымалась, пока он с упоением смотрел на её страх, её загнанность и обречённость, поселившуюся в голубых глазах.
— Кэролайн, — протянул её имя он, усмехаясь и надвигаясь на неё грозной тенью, всё ближе оттесняя к стене и крепче сжимая пальцами окровавленный орган в своей ладони.
Она дрожала от дикого страха, смотря на него так испуганно, вовсе не ощущая тех слез, что скатывались по её щекам. Боялась посмотреть на сердце, которое он кинул к её ногам, боялась взглянуть на обезображенное тело Стефана, лишённое глаз, что посмели смотреть на её обнажённое тело.
Пальцы Клауса мягко коснулись её лица, стирая слезы и пачкая белоснежную кожу его кровью и кровью убитых им людей, в смерти которых она была повинна. А затем вдруг грубо схватил её за волосы и притянул к себе, по обыкновению властно.
Глаза в глаза, до болезненного стона сжимая хрупкое тело.
Она всё ждала его криков. Всё ждала, когда же он пронзит её клинком своего верного меча, когда вырежет и её сердце из груди. Всё ждала, а он просто молчал… молчал и внимательно изучал её хмурым взглядом серых глаз, всё так же напряженно сжимая челюсть.
А затем резко вжал её в стену, вынуждая покорно опустить голову, уперевшись пальчиками в доспехи, отливающие золотом, покрытые кровью убитых. Их было много, она это знает. Слишком много для обычного человека.
Клаус смотрел на неё ещё несколько секунд, ведя самую сложную войну и борясь со своим собственным сердцем, а затем поддался к ней, сминая её губы жёстким поцелуем, скользя языком внутрь её рта и притягивая к себе ещё ближе за бедра, сжимая их пальцами.
Желал оставить свои следы на её теле, желал заклеймить её. Желал так отчаянно и сильно, что это пугало его самого. Кэролайн сдалась слишком быстро, подчиняясь ему, прикрывая глаза и безропотно принимая его ласки, позволяя ему повалить себя на высокую кровать и придавить своим крепким телом. Вовсе не ощущала боль, лишь то самое чувство обречённости. Невидимые цепи всё ещё сковывали её, на этот раз потуже затягиваясь вокруг израненного и кровоточащего сердца.
Оторвавшись от её губ, Клаус на удивление мягко коснулся её светлых волос лишь кончиками пальцев, вдыхая её запах, на миг прикрывая глаза и ощущая, как буря в нём утихает. Она снова с ним.
— Ты моя, Кэролайн, — твёрдо произнёс он, вынуждая смотреть на него, не позволяя ей отвести взгляд голубых глаз, что были наполнены слезами. — Сколько людей должно погибнуть, чтобы ты с этим смирилась? Ты слышишь их крики? Слышишь? Это всё ты. Ты посмела вырвать сердце из моей груди, ты посмела причинить мне боль. И ты заплатишь за это, не сомневайся. Тебя ждёт во сто крат больше страданий, чем перенес я вдали от тебя.
Голубые глаза смотрели на него непонимающе, со страхом, с ненавистью и презрением, ненавидя его за эту жестокость. Столько жертв, столько смертей и крови. Она совсем не осознавала, какую власть имеет над ним. Совсем не понимала, что в руках её весь мир, как и его сердце. Ведь она когда-то его любила, когда-то мирилась с тем, каков он. Принимала таким, какой он есть, купаясь в редких лучах его взаимности.
Так что же стало с ними сейчас? Что с ней стало? Почему раньше это её не пугало? Почему она отвернулась от своих чувств? Почему предпочитала любить его за что-то, а не вопреки всему?
— Я люблю тебя, — мягко прошептала она, неуверенно касаясь его щеки, стараясь вспомнить те чувства, что прежде согревали её сердце, хотя бы их жалкий отголосок, но была лишь пугающая тишина и безмерная пустота.