— Да, да, беги, — соглашался он, все никак не отпуская. — Три дня можно и потерпеть… Но потом никому тебя не отдам. Никогда. Ни за что..
— Никогда и никому… — вторила она, и тоже медлила.
Но потом все же убежала. Слишком рано, слишком быстро. И Нарайну остались только ее запах и жар прощального поцелуя. Но все же он был счастлив: три дня — это совсем недолго, сущий пустяк. Не заметишь, как пролетят…
Так он думал, неслышно пробираясь по притихшему дому к своей спальне, когда увидел что дверь в кабинет отца приоткрыта. За дверью горел свет и слышались голоса:
— …сам вел себя как мальчишка.
Мама. Она говорила тихо, с мягким упреком, и это всегда действовало. Нарайн тоже хорошо знал этот тон.
— Ладно, Арима, ты права, я поступил опрометчиво, — раздраженно ответил отец. — Если хочешь, извинюсь перед Айсинаром. Только завтра ему понадобятся не мои извинения, а помощь в делах с Берготом.
Он замолчал, а потом добавил устало, но уже ласково:
— Уже поздно, ложись спать. И не беспокойся — все это мелочи.
Отец прав, просить прощения у дикарей куда труднее, чем простить своего. Да, ссора вышла некрасивая, это точно, но стоило ли обсуждать ее до ночи? Если даже избранник решит всерьез оскорбиться, ну и что? Штраф, даже самый большой, их семью не разорит.
К тому же Нарайн вовсе не собирался подслушивать. Он хотел тихонько проскользнуть мимо, но тут мама распахнула дверь, и пришлось нырнуть в тень и затаиться.
Уже уходя, добавила:
— Не засиживайся. И все же будь осторожен: избранник Айсинар тебе не друг.
Нарайн был уверен, что не шевелился и никак себя не выдал, но мама все равно заметила. Шагнула ближе, обняла за печи и приложила палец к губам: тихо! А потом увлекла за собой.
— Как поживает Салема Вейз? — спросила она уже в его спальне, плотно прикрыв двери. — Я знаю, вы встречаетесь, так что не смущайся, рассказывай.