– Ваш брак все равно расстроится, граф.
– Вы готовы выдать свою племянницу замуж даже против ее воли?
– Поверьте мне, Дмитрий Константинович, Катерина не глупа и оценит мою заботу. Выбор лишь за Вами – с улыбкой ли она отправится под венец, или в слезах.
И какие молитвы пропоют за Вас.
Старый князь желал уладить все миром, но, похоже, мальчишка не собирался идти с ним на сделку. Впрочем, от императорского щенка, столь преданно выслуживающегося перед монархом, иного и ожидать не стоило – Шуваловская порода, черти б ее побрали! Весь в отца! Но тогда он сам подписал себе приговор – если через несколько дней Катерина не сообщит о разрыве помолвки, придется устранять эту помеху.
***
Милость Императора оказалась столь велика, что он позволил Дмитрию пробыть в столице до Рождества, однако уже утром вызвал своего адъютанта, дабы распорядиться об его отъезде в Москву, где вновь дал о себе знать революционно настроенный кружок студента-вольнослушателя Ишутина: об этом молодом человеке в последнее время велось немало разговоров из-за его связи с поляками, и нельзя отрицать того, что он вызывал опасения и у дворян, не обрадованных столь часто появляющимися революционерами, и у самого государя. Как его правая рука и подающий надежды офицер, молодой граф Шувалов был отправлен в белокаменную с целью разведать намерения Ишутина, при этом не открывая своей истинной личности. Катерина, сердце которой защемило от тревоги, когда жених ей доложил об этом, намеревалась тотчас же направиться к Императору и умолить того отменить приказ, но остановилась, понимая, сколь глупо бы звучала ее просьба. Что бы она сказала? Что раскаркавшиеся за окном вороны ей почудились недобрым знаком? Что внезапно затухшая свеча навела на дурные мысли? Надуманные суеверия! Да государь бы только посмеялся над ней, попросив не отнимать время пустыми тревогами. И это в случае его благодушного настроения.
Осенив крестом жениха и вручив ему маленькую иконку, что когда-то забрала с собой в день отъезда родных, на память о семье, она, с непонятной для себя обреченностью, попросила держать образ у сердца. Дурные мысли не утихали, и не хотелось размыкать рук, сжимающих родное лицо. Казалось, стоит ему сейчас уйти, и уже им больше не свидеться. Дмитрий шутил и держался с напускной бравадой, но тревога невесты передалась и ему: он знал, что она не беспокоится понапрасну, и не склонна чего-либо надумывать. Клятвенно пообещав, что будет предельно осторожен и станет писать ей каждый день обо всем, он запечатлел легкий поцелуй на ее щеке и направился вниз по лестнице, возле которой состоялось их прощание. Жалобно дребезжали стекла, поддаваясь яростным порывам январского бурана, и сердце вторило этим неровным звукам.
Вернувшаяся в свою комнату Катерина пристроилась на постели, укутавшись в шаль – фрейлинская половина отапливалась едва-едва, лишь чтобы не позволить дамам дружно слечь с лихорадкой, – и вынула из-под подушек ворох старых писем: привезенные из родового поместья, они до сих пор не были прочтены полностью. Поскольку выдался свободный вечер, в который предстоит скучать в одиночестве, она может посвятить эти несколько часов еще одной порции странных посланий. Княжна силилась хотя бы восстановить хронологию их отправления или написания, но все было тщетно: ни единой зацепки, ни единого намека – даже то, что часть имела явно воодушевленный настрой, а часть – словно бы омраченный серьезной трагедией, не давало возможности прояснить хоть что-то. Личности отправителя и адресата так и оставались для нее загадкой, и единственное, что стало понятным - принадлежность того сапфирового браслета этим же лицам.
«Как бы ты ни укоряла меня в расточительности, но позволь мне сделать для тебя подарок хотя бы по такому, безусловно, заслуживающему того, поводу. Гарнитур был заказан специально для тебя, эти сапфиры напоминают твои глаза в нашу первую встречу: они сияли так же, вобрав в себя всю синеву летнего неба. Мне бы хотелось, чтобы растущее под сердцем дитя имело твои глаза - я стал бы еще счастливее.
М.»
Стук в дверь, столь тихий, что был принят за игру воображения вначале, заставил отложить бумагу и плотнее закутаться в шаль. Спустив ноги на пол, чтобы обуться, Катерина бросила короткое «войдите», попутно оправляя смятые юбки - зная, что никто из фрейлин или статс-дам стучаться бы не стал, она предполагала визит кого-либо из сиятельных особ, и представать пред ними в столь неприглядном виде не желала - чести бы ей это не сделало.
Подозрения оправдались: на пороге, как и следовало того ожидать, возник цесаревич с неизменной улыбкой на лице. Опустившись в коротком книксене, княжна подняла на него выжидающий взгляд – вряд ли Наследник Престола со скуки решил почтить ее своим визитом, даже при том, что их отношения вполне можно было назвать дружескими. Учеба, государственные дела и прочие заботы ничуть не способствовали праздным прогулкам по Зимнему.
– Сапфиры? - рассматривая украшение, что Катерина так и не выпустила из рук, уточнил Николай. – Вам бы больше пошли цитрины.