Я уже столько раз обманывалась наигранным покоем, который приходил на смену панической атаке, что начала верить в то, что никогда не смогу окончательно умереть. Я свыклась с болью, потому что знала, что та не вечна. Боль не овладевала моим мозгом полностью, и где-то внутри маленький мальчик-колокольчик радостно звенел о том, что конец мучениям близок, осталось вытерпеть совсем немного, совсем чуть-чуть… Неожиданно, как в детской игре, всё замирало, и в следующий миг на меня будто накидывали одеяло из тысяч переплетённых, как в кольчуге, железных колец. Я напрягала мышцы, скидывала оцепенение и, сев в кровати, начинала дышать, как выдохшаяся от бега собака, стараясь насытить организм потерянным кислородом. Однако ощущение духоты ещё долгие полчаса преследовало меня.
В этот раз я снова чудом избежала смерти и теперь, сидя в кровати, заворожённо глядела на закрытое окно, словно оно могло открыться по моему хотению. Душа рвалась на улицу, но мозг понимал, что покидать спальню нельзя. Нельзя потому, что я не знала, как долго длилась моя атака, проснулся ли Лоран и где сейчас находится граф. Мне не хотелось, чтобы они увидели меня в таком состоянии. Не они, а я выглядела сейчас живым трупом.
Я осторожно выпрямила руку, сжала пальцы в кулак и затем разомкнула, проверяя, насколько контролирую тело. Затем подползла к краю кровати, коснулась босыми ногами холодного дерева и, осторожно ступая, будто по раскалённому песку, дошла до ванной. В зеркальном шкафчике стояла спасительная баночка. Я открутила колпачок и приложила её сначала к одной ноздре, затем к другой. От убийственного запаха валерианы тело дёрнулось, как от разряда дефибриллятора. Я присела на край ванны и заплакала, не в состоянии более держать страх внутри себя.
Лоран объяснял природу моих панических атак безумной боязнью своего собственного дикого желания близости с живым мертвецом. Да, да, в единственном числе — я боялась Клифа. Мозг отказался верить, что им играли и приписал мне некрофилию, но сейчас-то я знала, что желала Клифа лишь потому, что в подкорке продолжала считать его человеком. Панические атаки начались сразу после нашего расставания. Сначала меня просто трясло с наступлением темноты, потом приступы стали более сильными и менее контролируемыми, а потом… Потом я случайно познакомилась с Лораном. Теперь-то я знаю, что случайных встреч с вампирами не бывает… Как не бывает копий врат ада. Их всегда отливают в одном экземпляре для каждого живущего на земле человека.
Потом неожиданно вернулся Клиф, как будто никуда и не уходил, и я приняла его обратно, не думая о последствиях. Мы лежали абсолютно голые на ковре, свалившись с кровати, но так и не разомкнув рук. В моей одинокой квартирке, впервые занявшись любовью по-людски. Я смотрела на его клыки, и мне было плевать, что я только что билась в экстазе в мёртвых объятьях кровавого убийцы. Только счастье оказалось кратким. Спустя мгновение тепло его кожи сменилось могильным холодом. Меня накрыло целое цунами паники, готовое разорвать сердце на тысячи кровавых кусков, но оно сдюжило. После приступа Клиф вынес меня на балкон, наспех замотав в простынь, а сам наплевательски остался в костюме Адама. Я не чувствовала ночной прохлады, мной продолжала владеть ночная духота… Я плакала, как же долго я тогда плакала… Только отчего-то не могла озвучить своих рыданий, слезы лились мерно, но бесшумно. Он ушёл за полчаса до рассвета, обещав больше никогда не прикасаться ко мне, и сдержал обещание. Я три вечера, обнявшись с пропитанной валерианой подушкой, вслушивалась в шум засыпающегося города с глупой надеждой уловить рокот мотора, а потом Лоран открыл мне свою сущность и природу своих отношений с Клифом.
С трудом стянув мокрый сарафан, я залезла под обжигающе-горячие струи воды, чтобы унять предательскую дрожь. Душ помог снять оцепенение, но небольшая заторможенность осталась, и я несколько минут просто стояла перед запотевшим зеркалом, уперев руки в края раковины, чтобы не упасть. Панические атаки отпустили меня сразу, как только я переступила порог этого дома. Баночка валерианы из сумки перекочевала в шкафчик к лекарствам от простуды. Я не знала, в чём была суть терапии Лорана: перестала ли я желать близости с монстром или же просто монстр перестал желать меня. Граф же не выглядел монстром. Если бы я не знала реальных причин бледности и скованности лицевых мышц, подумала бы, что тот просто чертовски устал после трансатлантического перелёта. Но я точно знала, что даже мысленно не рассматривала его в качестве сексуального партнёра. Я не желала никого, кроме Клифа, откуда же взялся нынешний панический ужас? Неужели граф пожелал меня, и тело почувствовало импульс и включило защиту… Нет, нет… Графа должны интересовать шестнадцатилетние красотки, а не двадцатичетырехлетние никчёмные тётки. Он просто был голоден и манил к себе жертву, чтобы выпить кровь. Спасибо ему огромное за силу воли!
Или всё же он остановил мою жажду? Лоран умело привязал к моим рукам верёвочки и крепко держал вагу целый год, пока марионетка против его воли закрывалась в панцирь, пытаясь упрятать подальше женское естество, которое предательски держало меня в объятьях смерти целых два года. Неужели оказалось достаточно одного взгляда серых глаз, чтобы панцирь разлетелся на тысячи черепашьих гребешков. Они зубьями вонзилось мне в сердце, заставив его вновь биться на пределе человеческой жизни. Сын залечивал мои раны, а отец острым ногтем содрал с них поджившую корку, интересно зачем? Случайно! Во мне просто говорит человеческий эгоцентрист, который не может или не желает понять, что ничего не значит ни для одного вампира. Человек, каким-то необъяснимым образом затесавшийся на птичьих правах в чужой мир.