Светофор выдался слишком долгим, и я успела заметить мексиканского дедушку в широкополой сомбреро, медленно бредущего по тротуару с тележкой, гружённой ящиками с клубникой. Я сунула руку в рюкзак и радостно обнаружила двадцатку. Дедушка заметил припарковавшуюся машину и остановился. Я купила два ящика — себе и Соне, поблагодарила по-испански, пожелала хорошего дня и счастливая вернулась в машину. Немытые ягоды нельзя есть сытому человеку, а голодного не испугаешь никакими бактериями…
— Ты ненормальная? — спросила Соня вместо приветствия. — Я вчера на фермерском рынке закупилась на всю неделю.
— Что поделать, — отозвалась я, опуская ящик клубники на облицованную старой плиткой кухонную столешницу. — Придётся съесть сейчас. Я тебе помогу.
— Ты что, не завтракала?
Я кивнула.
— У тебя свидание? — продолжала она допрос каким-то совсем материнским тоном, от которого мне вдруг стало не по себе. Я попыталась вспомнить, когда последний раз звонила родителям, и не смогла.
— Что тогда вырядилась в деревне, как королева? — усмехнулась Соня, включая кофеварку.
— В церковь ходила.
Соня промолчала. Я смотрела, как струйка кофе наполняет чашку, и вновь, как во сне, ощутила во рту горьковатый привкус крови.
— Держи салфетку!
Я не поняла, чего так встрепенулась Соня, и лишь машинально поднесла салфетку к лицу. Оказалось, у меня пошла носом кровь.
— Часто у тебя такое? — спрашивала она, когда я выбросила третью окровавленную салфетку.
Я отрицательно мотнула головой и нагнулась к раковине, чтобы попытаться остановить кровавый поток ледяной водой.
— Приляг!
Я отрицательно мотнула головой, шмыгнула носом и потянулась рукой к чашке.
— Может не надо кофе?
Соня выглядела слишком обеспокоенной — наверное, это побочный эффект материнства. В ответ я отхлебнула горячей дурманящей жидкости, чтобы наконец смыть с языка жуткий привкус крови. Кресло и сладкий кекс подарили полное успокоение, а тазик с горячей водой унёс вместе с ногами в рай.
— Руки будем делать?