— Пусть я не был врачом, а был на твоём языке хозяином, но разве я был плохим хозяином? Разве я принуждал тебя к чему-нибудь? Разве я хоть раз потребовал от тебя крови? Разве я хоть на одну ночь одолжил тебя кому-то? Разве я не дал тебе полную свободу? Отвечай мне — каким хозяином я был?
Я прикрыла глаза и почувствовала на щеках слезы.
— Ты был хорошим хозяином.
Он так сильно оттянул мою голову, что я могла видеть лишь неровную круговую тень от ночника.
— Так за что же ты платишь мне серебряной монетой? Всё, что я просил у тебя, оставить мне Клифа. Неужели ты не могла найти себе кого-то другого? Зачем он тебе был нужен? Неужели не противно подбирать чужие объедки? Неужели ты настолько себя не уважаешь? Неужели он стоит той боли, через которую я проведу тебя?
Я молчала. Слова испарились. Даже мысленно я не говорила ему про то, что пыталась излечиться от клифо-зависимости. Да и бесполезно было обсуждать мою болезнь — передо мной был не врач, передо мной был снедаемый ненавистью мужчина, который обладал безграничными возможностями. Совладать с ним я не могла. Я не дооценивала его увлечение Клифом. Моя голова наконец коснулась матраса, и я увидела спокойное лицо вампира прямо над собой. Слёзы страха беззвучны. Я даже не всхлипывала. Лоран занёс руку, но я не закрыла глаз, и сквозь лёгкую пелену слёз следила, как его указательный палец подцепил оставшиеся целыми кружева платья, и лиф мгновенно с лёгким треском распался на две части, обнажая мою теперь даже почти не вздрагивающую грудь.
— Неужели эта мразь того стоит? — Лоран приблизил своё лицо вплотную к моему, и мне стало невыносимо холодно, будто слёзы на щеках мгновенно превратились в острый иней. — Разве можно после этого называть его мужчиной? Почему он не забрал тебя к себе? Почему позволил вернуться ко мне?
Я молчала. Мне нечего было ответить. Его острый ноготь коснулся кожи вокруг соска, но боли не последовало, и в тот же миг на мой живот легло что-то холодное и длинное. Я немигающим полным ужаса взглядом глядела в смеющиеся глаза Лорана. Он оторвал руку от моей груди, и я увидела, что между его пальцев скользит тонкое тело змеи, которая лежала сейчас на моём животе. Смертоносный язык дрожал в миллиметрах от моего носа.
Мне показалось, что душа моя в единый миг отделилась от тела. Я стала взирать на происходящее настолько отрешённо, будто бы в комнате была не я и не моя жизнь висела сейчас на совсем уж тонком волоске. Я смотрела завораживающее немое кино. Не могла пошевелиться, не могла отвести от змеи глаз, не могла вздохнуть, не могла разомкнуть губ. Змея извивалась в руках Лорана, скользя тонким телом по его согнутой в локте руке. В глазах начало двоиться, и длинное змеиное тело получило кроваво-солнечный ореол. В голове вдруг стало пусто, виски сковал холод, конечности занемели, и я смогла закрыть глаза, чтобы погрузиться в спасительную тёмную пустоту, в которой не было больше места страху.
— Насладись последними минутами, — голос Лорана звучал откуда-то издалека, отдаваясь в ушах эхом. — Надеюсь, ты получила с Клифом хоть какое-то удовольствие, потому что от змеи ты его не получишь. Она кусает не больно. Агония начнётся потом.
Я не слышала, как скрипнула кровать, но хлопок закрывающейся двери стал подобен раскату грома. Я продолжала лежать неподвижно, боясь пошевелиться. Я перестала ощущать животом холод змеиного тела, но змея ползала совсем рядом, потому что в звенящей тишине слышалось шипение. Только страха смерти не было. Была какая-то апатия, похожая на чрезмерную усталость. Я не молилась. Я не отсчитывала последние секунды жизни, не слушала удары сердца, не всматривалась в темноту, чтобы разглядеть свою длиннотелую смерть. Я не делала ничего. Мне казалось, что я уже умерла, и на кровати осталось лежать лишь моё бездыханное, никому больше не нужное, тело. Перед глазами стояла мёртвая темнота, лишённая даже смутных образов, которые могли бы родить хоть какие-то хорошие воспоминания. Но ведь произошло же хоть что-то хорошее за эти долгие двадцать четыре года! Я не вспомнила родителей, не вспомнила близнецов, не вспомнила даже Клифа… Я вообще никого и ничего не вспоминала. Мой мозг был абсолютно пуст и свободен от каких-либо мыслей, пока в глаза не ударила яркая вспышка света, предвещавшая уже желанный конец…
Что-то ледяное легло мне на живот, затем переползло на грудь и в миг поднялось в воздух. Я уткнулась носом в холодную грудь и вдохнула пьянящий аромат кружевного платка. И замерла без движения, придавленная тяжёлой каменной рукой. Постепенно омертвление конечностей сменилось ватностью, и я, будто гуттаперчевая кукла, повисла на держащих меня руках. Перед глазами вновь зияла темнота — либо погас ночник, либо сами собой опустились веки. Голова тут же почувствовала мягкую подушку, а голая грудь — мягкий плед.
— Я наполню ванну, — сказал граф очень тихо. — Ты хочешь пену?
Я ничего не ответила, потому что ничего не хотела. И потому что губы не могли разомкнуться, даже если бы я хотела что-то сказать.
— Катья, — где-то вдалеке скрипнула кровать, и на лоб мне лёг кусок льда, но я не дёрнулась.
Рука графа спустилась ниже на мои влажные щёки.
— Сколько на этот раз ты выпила? И откуда взялись твои новые извращённые фантазии? Это только в мифах Зевс принимает форму змеи, чтобы совокупиться с возлюбленной.
Я продолжала молчать, до конца не осознав ещё, что не умру.