— Зачем тебе правда? Важно то, что я помогаю. Вернее уже помог, как мог. Дальше дело за тобой.
— А что хочет Клиф? Влюбить меня в себя, чтобы убить и получить силу? Или он действительно любит меня и желает оставить подле себя навсегда?
— И ты думаешь, что я могу ответить на данный вопрос? — улыбнулся граф. — Нет, не могу. И зачем тебе знать его мотивы, когда ты не хочешь ни умереть, ни полюбить его? В общем-то, это равносильно одно другому. Я бы мог сказать, что в вампире в момент перерождения умирают эти два первородных начала: радость и страх, а без них невозможно любить. Но вдруг существует вампир, способный на любовь? Тогда ты скажешь, что я подлый лжец.
— Зачем любви радость и страх?
— Когда любишь, то испытываешь радость от обладания любимым и одновременно страх потерять его. Разве не так?
— Значит, вы не способны любить? И не верите, что Клиф способен? Таков ваш ответ. А способен ли человек?
— Я уже забыл, когда был человеком. И сдаётся мне, что истинной любви я не познал.
— А что такое истинная любовь?
— Катья, ты мне надоела. Я не хочу говорить с тобой о любви.
И вампир действительно отвернулся и стал смотреть в конец пустой дорожки, но когда захотел встать, я ловко ухватилась за его футболку.
— Так как же я пойму, что Клиф начинает влюблять меня в себя? Сейчас я ощутила к вам плотское влечение, но и только. Я продолжала вас ненавидеть. Даже сильнее, чем прежде. Не говорите мне, что любовь и есть эта ненависть и беспомощность противостоять своей природе. Покажите мне её настоящую.
Я произнесла свою просьбу и замерла, не в силах вынести огня, вспыхнувшего за мутными стёклами графских глаз.
— А если я не смогу потушить в тебе этот огонь? Что ты будешь тогда делать?
Сердце на миг перестало биться и, облизнув губы, я сказала:
— Любить вас.
— Как настоящий Мефистофель, — граф вновь завладел моими пальцами, — я должен потребовать с тебя расписку в том, что это была твоя добровольная просьба, но в Штатах ведь принято верить друг другу на слово?
Он прищурил глаза и сильнее сжал мои пальцы.
— Вы же сказали, что у меня нет особого выбора, — выдохнула я едва слышно. — А умирающий готов глотать любые пилюли в надежде, что хоть какая-то да поможет.
Я не помнила, как мы пересекли парк, и очнулась лишь ощутив под собой холод новой железной скамейки. Мы сидели перед эстрадой, где молодёжь развлекалась караоке. Парк закрывался. Все от мала до велика подтягивались сюда, потому что с минуту на минуту должен был начаться субботний августовский салют. Неожиданно людской гул перекрыли раскаты рок-н-ролла. Я замерла будто природа перед бурей, и моё сознание смыл мощью девятого вала довольно чистый голос вылезшего на сцену старшеклассника, от которого я явно не ожидала знаний классического рока. Неужели граф знаком с американским роком, неужели?