- В чём причина? – продолжал допрашивать центурион.
Ответил Йоло, он начинал драку, и всё еще чувствовал себя правым:
- Этот римский ублюдок обозвал меня цепной собакой друидов. Я убивал и за меньшее!
- Попробуй, - ощерился Мелиор. В самом деле, большей части клыка у него не доставало.
Центурион не дал им сцепиться снова.
- Ты глуп, бритт, если принимаешь всерьёз пьяные речи глупца! А ты, Мелиор? Я привык рассчитывать на тебя, как на правую руку! И что? В тот миг, когда ты мне нужен, ты затеваешь нелепую драку и увечишь союзников?
И поскольку ни тот, ни другой не отвечали, он повернулся к ним спиной и принялся осматривать таверну. Солдаты предусмотрительно жались к стенам.
Видимо, зрение Массалы от возраста начало слабеть, но оттого его долгий пронзительный прищур казался ещё более угрожающим. Наконец этот взгляд упёрся в меня.
- Ты! Подойди ко мне!
Я повиновался. Не сказать, чтобы меня снедала вина. С житейской точки зрения ничего не случилось, кроме того, что Лукреция, пожалуй, сделала свой выбор. Но ледяной стержень застрял где-то внутри и никак не желал таять.
- Ты был сегодня с моей дочерью, - тихо сказал Массала. – Вас видел Северин.
Он говорил отрывисто, словно что-то мешало ему дышать.
Я и не думал отрицать очевидное:
- Это был поцелуй. Ничего более.
Думается, Массала тоже убивал за меньшее. Но в тот раз его интересовало совсем другое.
- Я знаю, - поморщился он. – Дочь не стала бы таиться, даже если б совершила недостойное. И не трясись, речь пока не о тебе! Я хотел спросить о Северине. Ты видел его с тех пор?
Он правильно спрашивал. Да, я пошёл за ним. Мне не хотелось, чтобы мальчик решил, будто его предали, будто мы с Лукрецией… в любом случае, ему следовало объяснить. Я потерял его на кладбище. За последнее время население сильно уменьшилось от войн и заразы, которая выкосила Иску десять лет назад, потому часть города жители превратили в колумбарий . Я ещё видел его спину, когда он мчался там, но когда сам побежал следом, оказалось, что мальчик скрылся в лабиринте стен. Я тщетно звал; даже если он слышал, то не пожелал откликнуться. Об этом я рассказал Массале.
Он досадливо поморщился, отчего тонкий рот ещё больше стал напоминать рубленую рану – не могут человеческие губы существовать на лице настолько вкось.
- Веттий, ты сменился из караула на закате. Мой сын не возвращался в город?
Кучерявый, как барашек, Веттий отрицательно покачал головой, не решаясь рот раскрыть при командире. Массала возвысил голос, и стало заметно, как он встревожен:
- Мой сын сегодня ушёл из Иски через кладбище. Кто-нибудь видел его?
Ответом было молчание. И если всем остальным внушало ужас перекосившееся лицо Массалы, я ощутил жгучий, испепеляющий стыд. И это было намного хуже всего, что он мог бы со мной сделать.