- Ламией, благородная Аяна, звали женщину, которую полюбил сам Зевс. В отместку ревнивая Гера убила детей Ламии. После этого безутешная мать скрылась в пещере, и там превратилась в кровожадное чудовище. По ночам Ламия выходит и пожирает чужих детей. Так рассказывали эллины ещё много веков назад. В Понтийской Элладе берегут веру в наших Богов, а значит, берегут и предрассудки. Повторяют бабьи сказки.
Галл нахмурился:
- Не повторяли бы, кабы не было причин. О причинах рассказать не хочешь?
Златка уже дёргала Лугия за штаны:
- Папа, а ты Ламию найдёшь? И эту, как её, которая детей убила?
- Найду, - пообещал Меч Истины. Едва ли он дочку слыхал, весь в мыслях был.
Странно это. Как если бы Марк пошёл в трактир песни петь!
*
Я не думала, что Богиня Луны смуглая, как я. Но почему-то сразу узнала. Статная девка, чернявая, волосы собраны пучком, на греческий манер. И голая совсем. Я бы со стыда умерла, в ней же бесстыдства не было, ровно так и надо. И тело на диво красивое!
Потом увидела, кому она это тело напоказ выставила. Визарий сидел на бревне, щурился. Рубахи на нём нет, гладкая кожа влажно поблёскивает в свете костра. Каждый шрам я знала на этом теле, каждую чёрточку в лице! Лицо и нынче хорошо видно, можно было прочесть спокойствие и безмятежность. Богиню видел, нравилась она ему – улыбался. Но с бревна не вставал.
А вот меня не видал. И я ровно обмерла – не могла кинуться, обнять, прижаться к живому!
- Слишком хорош, а? – спросила Богиня, и я поняла, что она-то меня зрит.
Подошла к Визарию сзади, положила ладони на плечи:
- Хорош!
Он глубоко вздохнул, зажмуривая глаза. Всегда так делал, когда ему сладко было. Узкие ладони гладили плечи, касались груди, бесстыдно крались ниже. Он её не гнал. У меня же всё сводило внутри, словно это меня трогали жадные руки. Я вдруг поняла, что тоже стою нагая, и подлое тело похотливо изгибается, требуя ласки.
- Устоишь, амазонка? – спрашивала Богиня у меня. – Живым – живое!
Какое устоять – я ровно расплавилась вся! И оказалось, что не она, а я стою у него за спиной, касаюсь плеч, погружаю пальцы в намокшие от пота волосы… Только волосы эти вдруг стали тёмными. Мужчина запрокинул голову, выдыхая сквозь сжатые зубы – я узнала Александра. А тело, знай себе, тянулось, льнуло к нему!..
Вырвалась из сна, тяжело дыша. Жаркая ночь была, и постель подо мной жаркая, сбившаяся, влажная. Проснулась, и уже понимала, как изгибает меня в тяжкой истоме. И страшно, и тошно, и сладко!
Никогда этого не было прежде со мной. Двадцать лет как во льду жила, пока Марк не разбудил. После же, когда случалось мне вот так возгореться, он был рядом. И в такие ночи не знала я ни сдержанности, ни стыда. Отчего же теперь, когда его нет, тело словно обезумело? Неужто не понимает, глупое, что некому тоску утолить?
Или это меня Богиня испытывает? С чего бы иначе обернулся мой единственный чужим, почти незнакомым мужчиной? С того ли, что внешне едва похож? Жестока она, моя Богиня. Великая Мать учила, что люба ей лишь суровая девственность. Но судьба каждой девы – стать женщиной, познать сладость любви и восторженную боль материнства. Расцвести и созреть плодом, не облететь пустоцветом. Когда бы иначе было, не стала б она облегчать роды, помогать младенцам появляться на свет. Или нет для неё греха в любви, а просто не повезло девственной охотнице повстречать того единственного, ради которого не жалко воли и красоты? Не потому ли послала мне этот сон, что я совсем не понимала её прежде? Корила себя за любовь, а надо было покориться ей. А теперь чего Богиня хочет? В чём я опять неправа?
Я себя превозмогла, встала, накинув покрывало, и пошла вон. Река плавно текла, блестела под луной. Вода была тёплая, но всё же остудила пылающее тело. Я погрузилась с головой, коса намокла, потянула вниз. Но я некоторое время плыла под водой, давая себе опомниться. Когда вынырнула, рассудок уже возвращался ко мне.
После купания на воздухе показалось даже прохладно. Я отжала косу, закуталась. По спине бежали мокрые ручейки. Возбуждение прошло без следа.
Неужто это теперь будет так? Чего же я хотела? Баба я, себе на горе. Молодая к тому же. Сколько лет пройдёт, пока женское уймётся? Как я прежде боялась мужчин! Но тело всё позабыло, ласки хочет. И всё равно ему, что нет со мной того, кому всё доверяла. Стал он прахом, не встречу больше, не коснусь. Вой не вой – не дозовёшься! Лишь моя Богиня нынче может его ласкать…
А мне что же теперь? Смерти ждать в надежде на встречу? Или другого найти… что я – нашёлся уже! Устоишь, амазонка?
Как же оно будет?..
Ровно он мои мысли подслушал:
- И всё же, почему ты всё время ходишь по ночам, благородная амазонка?