— Вот именно! — ухватилась Варвара за последние слова сестры. — Почему? Надо выяснить! Ведь он, когда ко мне приходил до этого, тоже был недобрый, но не настолько!
— Ну-у... — протянула Любава. — У Марьи надо спросить, не заметила ли она чего.
Никита снова зарычал — забыли что ли, откуда он такой распрекрасный вернулся?
— Не забыли, — ответила Любава. — Кстати, готов отвар! Я его уже перелила, смотри.
Она достала из комода с кучей ящичков плоскую металлическую фляжку и потрясла.
— Делаешь глоток, пару часов действует. Часто не пей — от него голова болит. Просто носи с собой.
— Мы тебя всё равно к Марье не возьмём, Ник, не переживай, — сказала Варвара, делая маленький глоток.
«Не больно-то и хотелось!» — гавкнул Никита.
— Ой, Любава, работает!
Любава покачала головой:
— Конечно, работает! Зачем сейчас выпила? Никита, ты нам потом расскажешь, что помнишь. А то Варвара будет на Марью волком смотреть — она у нас чувства скрывать не умеет. К слову, тебе не кажется, что Никита стал чуть больше волком?..
Троица дошла до дома Варвары, где Любава только и смогла, что охнуть, увидев разгром. Никита вдруг понял, что так и не поблагодарил Варвару, поэтому закрутился вокруг неё, гавкая все слова благодарности, которые мог вспомнить — ведь если бы не он, не было бы у неё этих шрамов! Варвара потрепала его по голове и сказала, чтобы он о прошлом не думал.
— Битого, пролитого да прожитого не воротишь, — сказала Любава.
Варвара переоделась в голубой сарафан. Рубаху оставила, чтобы скрыть розовые шрамы от старшей сестры — они не хотели говорить ей всё сразу, чтобы та не пошла напрямую к Кощею разбираться. Никите она строго-настрого запретила ходить к обелиску с грибами, чтобы ничего не сдвинуть. Он проворчал, что не маленький.
Уже когда девушки подходили к молочной реке, Любава сказала:
— Ты зря его Ником зовёшь. Всегда помни: он не собака. Иначе он сам забудет и одичает. Он и правда маленько изменился.
Глава 9
У Марьи, как обычно, царил закат, бросавший сиренево-розовые отблески на синюю траву и фиолетовые листья деревьев. Здесь Кощей обычно отдыхал, прежде чем уйти в свой дворец, поэтому яркий свет был бы некстати.
– Может, надо было звякнуть? – с сомнением проговорила Любава, отмахиваясь от навязчивых светляков.
– Разве же она когда-нибудь отвечает? – сказала Варвара.
– И то правда!
Пришлось стучать. Марья точно почувствовала, что кто-то пересёк реку, но не вышла. Варвара испугалась, что и с третьей сестрой что-то случилось, но спустя некоторое время дверь отворилась.
– Что это вы здесь делаете, девчоночки мои? – игриво спросила женщина в чёрном сарафане на голое тело, обнажавшим плечи. – Что мрачные такие? Ну, заходите давайте, присаживайтесь – в ногах правды нет.
Марья, третья кощеева сестра, была старшей как по званию, так и по возрасту – в два раза взрослее Варвары и Любавы. К Кощею она пришла лет пятнадцать назад и видела уже нескольких первых и нескольких вторых сестёр. Светлые волосы её, обрамляющие бледное узкое лицо, с тех пор изрядно разбавили седые пряди, а вокруг голубых глаз прибавилось морщин, но это только сделало её красоту острее и опаснее, словно ледник на вершине горы.
Варвара, пока шла за ней, тайком распустила волосы, чтобы прикрыть свежие шрамы. От прихожей одна дверь вела в спальню с большой кроватью, а другая – в столовую с круглым столом. От множества свечей шёл жар. Роились мушки - убирали пыль и остатки еды. У Марьи не было не то что печки – ни намёка на кухню, зато имелись иные чары.
Когда девушки уселись, она поставила на стол чёрную керамическую пластину, на ней устроила серебряную кастрюльку, засыпала молотую жжёную пшеницу – чая у неё не водилось, залила водой. От кастрюльки пошёл пар, и Марья разлила напиток по чашкам.