Не то, чтобы я думала, что Александр будет ломиться и продолжать домогательства, но все равно мне немного тревожно.
Слышно, как на кухне открывается и закрывается холодильник, звон графина о стакан, шум воды. Потом шаги — по коридору мимо, с маленькой заминкой у комнаты Дины.
Затихают они в спальне.
Негромко начинает бормотать телевизор, включается вода в душе, выключается, а потом затихает и телевизор. И все. Тишина.
Заснул?
А мне не спится.
Занавески открыты, и в комнате слишком светло. Зимней ночью в Петербурге почти так же светло, как летней — от иллюминации и выпавшего снега. Даже через закрытые окна слышен шум неспящего Невского, иногда и вдоль канала проезжают машины, грохая крышкой водопроводного люка.
Наверное, летом тут вообще не уснуть из-за экскурсионных катеров, на которых гиды вещают про Храм Спаса на Крови.
Тихонько выбираюсь из-под одеяла и подхожу к окну.
Качаюсь вперед, прислоняясь лбом к холодному стеклу.
Вода в канале уже замерзла, но видно трещины, которые тоже скоро срастутся, их покроет снег — слой на слоем, и Северная Венеция заснет до поздней весны.
Отпираю замок и на цыпочках выхожу на кухню.
Здесь так тихо, что слышно как гудит пламя в колонке и сопит в своей комнате Дина.
Света достаточно, но я все равно включаю подсветку над раковиной и прислушиваюсь.
В глубине квартиры — мертвая тишина.
Стараясь не грохнуть дверцей шкафчика, достаю стакан, наливаю себе воды из графина.
Делаю несколько глотков, поворачиваюсь — и чуть не роняю его!
Александр стоит напротив меня с другой стороны кухонной стойки.
Как он так неслышно подкрался?
— Мне тоже налейте, пожалуйста, — говорит он низким полушепотом.
У меня подрагивают руки, пока я наливаю воду и подаю ему стакан. Он выпивает его быстро и жадно, в несколько глотков. Ставит на стойку и спрашивает:
— Не спится?
Мотаю головой.
Мелкими глотками допиваю свою воду, наблюдая за Александром краем глаза.
— Поставьте чайник тогда, что ли…
Он взгромождается на барный табурет с другой стороны стойки, и я подвигаю к себе такой же и щелкаю кнопкой чайника.
Мы так и сидим молча в полутьме — ждем, пока он вскипит.
Я из-под ресниц изучаю Александра.
Его темные волосы еще влажные и торчат как попало, так и тянет пригладить один самый идиотский вихор, вылезший из-за уха. Черно-серые клетчатые пижамные штаны, белая обтягивающая футболка.
Под ней видно литые мышцы груди и плоский живот. Фигура у него явно лучше, чем мне казалось из-за костюма. Под дорогими костюмами вообще очень легко скрыть пузо или слишком широкие для мужчины бедра — за это их модельеры и получают свой кусок хлеба с икрой.
Но тут все обстоит наоборот. В костюме Александр — просто массивный шкаф, а сейчас видно, что он весьма атлетичный и даже подсушенный. Не считая рук — бицепсы у него ого-го! Рукава футболки аж лопаются.
Хмурое обычно лицо сейчас расслаблено, жесткие морщины разгладились. Нос — с легкой горбинкой, словно его ломали, но хорошо поправили. В полутьме глаза кажутся темными, но я помню, что у них с Диной они одинаково серые.
Он задумчиво смотрит в стену и машинально барабанит длинными пальцами по столу.
Чайник пищит и выключается, и мы оба вздрагиваем, приходя в себя.
Быстро отворачиваюсь, пока он не заметил, как пристально я его рассматривала.
— Вам черный?