Когда я подхожу к ним сзади, Джекс поворачивается ко мне лицом.
— Хороший выбор песни. — Он улыбается и протягивает мне нож для масла. — Держи. Займешь мое место. А я пока разогрею макароны с сыром.
Закатываю рукава, так как на мне все еще толстовка Джекса, а рукава длинные. Затем забираю у него нож, подхожу к Зею и начинаю намазывать масло на хлеб, пока Джекс достает из морозилки коробку замороженных макарон.
Несколько минут никто не разговаривает, и я не возражаю. Музыка играет на заднем плане, и это хорошая песня, я знаю слова. Пою их про себя. Обычно, если бы я была одна, то подпевала бы вслух, но, черт возьми, я не собираюсь делать это здесь.
— Ты не намазываешь масло на углах, — внезапно говорит Зей тем властным тоном, который, я заметила, он часто использует,
— Я делаю это специально, — сообщаю я ему. — Так вкуснее. Хлеб не такой жирный.
Он наклоняет голову в мою сторону.
— Жареный сыр все равно будет жирным.
— Тебе может быть это нравится, но мне нет. — беру еще один ломтик хлеба. — Если хочешь, я могу намазать тебе больше масла.
— Давай. Мне нравится масло. — Он берет лопатку, чтобы перевернуть сэндвичи, которые готовит.
— Ладно, скоро на один сердечный приступ будет больше. — Я намазываю чертову тонну масла на весь кусок хлеба. Он протягивает руку, чтобы взять его у меня, но я убираю руку за пределы его досягаемости. — Подожди. Я пропустила угол. — Мажу маслом крошечное пятнышко, которое пропустила, убедившись, что слой получился толстым.
Зей смотрит на меня равнодушно.
— Ты всегда относишься ко всему столь скрупулёзно?
— Нет. — Я протягиваю ему хлеб. — Ты всегда так серьезно ко всему относишься?
Джекс давится смехом позади нас. Зей бросает предостерегающий взгляд на него, на что Джекс только пожимает плечами. Закатив глаза, Зей возвращается к жареному сыру, в то время как Джекс обменивается со мной улыбкой.
Все еще улыбаясь, я поворачиваюсь и беру еще один кусок хлеба.
Зей перекладывает приготовленные бутерброды на тарелку, чтобы приготовить еще одну порцию.
— Насчет камер, — говорит он, меняя тему, — Нам всем придется проникнуть в дом, чтобы установить их. И пока мы это делаем, нам понадобится кто-то, кто будет следить за камерой, установленной рядом с дорогой, чтобы убедиться, что никто не появится.
— И ты хочешь, чтобы я это сделала? — уточняю.
Он кивает.
— Понимаю, что это твой дом, но ты не знаешь, как установить камеры.
— Все в порядке. — делаю паузу. — Ты же не собираешься ставить их в моей комнате, верно? — знаю, что он уже сказал это, но я хочу быть более уверенной.
— Я же сказал, что не буду.
— А рядом с моей комнатой? — Знаете, достаточно близко, чтобы кто-нибудь из них мог услышать, что происходит в те ночи, когда дядя приходит.
Его взгляд обращен ко мне.
— Я не уверен. — Не сводя с меня глаз, он берет кусок хлеба с маслом, который я держу. — Чего ты боишься, что мы услышим?
— Ну, знаешь, например мой громкий голос, когда я пою в душе, — Я лгу. — Я хреново пою.
Не думаю, что он купится на мою брехню, но это нормально. Я не сломаюсь. Раны и шрамы на моем боку начинают пульсировать под его пристальным взглядом.
— Смущаешь ее взглядом? — Хантер подходит ко мне сзади, чтобы взять бутерброд с тарелки, стоя так близко, что его грудь касается моей спины.
Зей возвращается к готовке, не утруждая себя замечанием о том, что сказал Хантер.