— Лукас, — взгляд мистера Дженнингса движется по всему пространству, и я понимаю, что у его дочери точно такие же глаза, но в то же время у него они устрашающие, а у неё — пытливые.
— Ух ты, посмотри на это место, — он рассматривает брюнетку со злобной ухмылкой, и она закатывает глаза. — Снова видно стол.
— Четыре года университета, и я перекладываю бумажки, — она сердится и запихивает файл в ящик с достаточной силой, чтобы смять страницы.
Его губы дёргаются, как только он переводит взгляд на меня.
— Я полагаю, вы познакомились с моей дочерью, Шай.
Интересное имя для девушки, потому что она какая угодно, но не скромная.
— Да, сэр, мы познакомились, — я снимаю кепку и киваю.
— Шай, это Лукас, — мистер Дженнингс указывает на меня, и её глаза движутся вслед.
— Лукас, — она произносит моё имя, будто пробует его на языке.
Мой пульс чувствуется на шее. Мне нужно скрыться от неё, от чувств, которые вызывает её присутствие.
— Я оставил макет на вашем столе, — делаю шаг к двери.
— Охренеть, — его брови поднимаются. — Уже готово? — он не дожидается моего ответа, вместо этого отправляется на несколько метров назад к себе в кабинет и возвращается с моим эскизом в руке. Разворачивает и изучает страницу. — Иисусе, сынок… это хорошо.
Грудь надувается от гордости, и я приковываю взгляд к полу, чтобы скрыть свою улыбку.
— Спасибо, сэр.
— Что это? — лёгкие шаги Шайен движутся по комнате. — Срань Господня…
— Шай, ты можешь хоть день обойтись без ругательств? — разочарование в его голосе призывает взглянуть на неё в надежде увидеть знакомое выражение уныния, которое испытывает каждый ребёнок, когда над ним глумится родитель, но она кажется спокойной. Даже уверенной.
— Я всего лишь сказала, что это крутое дерьмо, папа, — она закусывает свои полные губы, словно борется с улыбкой, пока отец игнорирует её.
Смело. Я был бы слишком напуган, чтобы огрызаться такому человеку, как мистер Дженнингс.
— Хорошая работа, Лукас, — он отряхивает файл с вложенными в него листами. — Будет здорово смотреться в деревянном виде.
Пытливый взгляд его дочери устремляется ко мне, и моя грудная клетка сжимается.
— Дерево? Ты вырезаешь это из дерева?
— Да, мэм.
— Шайен, — её глаза сужаются.
— Шайен, — моя шея становится тёплой. Я пытаюсь опустить взгляд, но он притягивается к ней какой-то магнитной силой.
Стены будто приближаются к нам, воздух вокруг становится слишком густым для дыхания. Та же самая потребность с прошлой ночи пробуждается глубоко внутри меня. Она новая и такая запретная, что вызывает тошноту и возбуждение в равной степени.
Её щёки розовеют, что выделяется на фоне оливковой кожи, и я снова задумываюсь, как бы она ощущалась на моей руке, груди, губах. Эта мысль вызывает образы, которые отдаются в передней части моих джинсов.
Я моргаю, разрывая нашу связь, и с глубоким вздохом отступаю.
— Я лучше пойду, — шепчу я и киваю перед тем, как отвернуться.
Мой живот бушует с оттенком сожаления из-за резкого побега, но мне, выбитому из колеи, нужно немного пространства. Больше воздуха. Очистить голову.
За пару месяцев моего здесь нахождения, мне удается держать эмоции под контролем, а Шайен Дженнингс угрожает разрушить всё, что я так усердно создаю. Эта стабильность и уверенность, которые она излучает, не соответствуют той женщине в реке прошлой ночью. Я отбрасываю мысли о ней и решаю больше к ним не возвращаться. Но моя голова борется с одним вопросом, который я, похоже, не могу отпустить.
Что заставляет такую сильную женщину плакать, голой в реке, одной среди ночи? Меня тянет в два противоположных направления.
Отчасти я хочу удрать.
Но другая часть меня хочет узнать больше.
Шайен