— Я соврала. Тогда, в зале, — тихо ответила Катерина. Она бросила на меня обиженный взгляд и сказала прежде, чем я открыл рот: — А что мне оставалось делать? Ты был одной ногой в чертогах Старой Матери, а я — с твоими головорезами, которые могли убить меня и захватить весь Бергсланд! Наследник был единственным, что пришло мне в голову! Я сказала им, что у тебя есть продолжение. Законный князь.
Моя умная княгиня. Я бы не додумался. Я потрясённо молчал. Не знал, чему и кому теперь верить. Запутался. Разлепил губы и угрюмо сказал:
— Что за ублюдок Гуди? Болтают, что ты трахалась с ним.
Катерина залепила мне смачную пощёчину. Я оторопело вскинул брови. Лицо горело. В голове, раненой, всё перемешалось. Заныло. Снова подкатила проклятая тошнота. Впервые меня ударила женщина. Я настолько растерялся, что смог выдать лишь два слова:
— За что?
— Мне больно от твоих слов!
Катерина пылала ненавидящим взглядом. Глаза стали мокрыми, блестели слезами. Щёки налились румянцем. Я крепко обидел её. Вспомнил, что также она смотрела на меня в брачную ночь. Мы возвращались в начало, будто не было тех жарких ночей и долгих разговоров про империю. Всё было пустое.
— Давно ты веришь слухам, Зиг? — прошептала она жарким шёпотом. — Зачем бы мне предавать тебя? Я люблю тебя, Зиг, слышишь?
Люблю? Сотни раз слышал, что толку от этих пустых слов.
— Катерина, — нахмурился я. Меня разрывало на части. Я хотел ей верить, но не мог. Предатели хорошо ласкали уши враньём.
— Ты не веришь мне? — всхлипнула она.
Боги, только не реви!.. — я дёрнул желваками. — Что ты творишь со мной, моя весна?
— Ты видел кровь вчера? — вдруг сказала Катерина. — Была бы кровь, если бы я посмела быть с другим в твоё отсутствие? Было бы так больно?.. Я не знаю никого, кроме тебя. Ты мой первый мужчина и мой последний. Я тоже кое-что знаю о чести, Зигрид. Я лучше умру, чем лягу под другого.
Стало стыдно за грубые слова. Как я мог усомниться в верности главного моего сокровища? Она была рядом. Плакала надо мной, лечила, убирала дерьмо, молилась обо мне. Терпела мои выходки и всё равно оставалась верной, трепетной и нежной. Меня мог обмануть кто-угодно. Предать. Попытаться убить.
Кто-угодно, но не она.
— Прости, моя весна, — смутился я. Погладил её по лицу. На коже была влага. Слёзы. Я поцеловал её головку. — Прости, я глупец и просто ревную. Кругом предатели, Китти, я… я уже не знаю, кому могу верить.
Сказал правду, потому что хотел, чтобы она знала о моих чувствах. Что я тоже, проклятье, боялся. Боялся предательства сильнее, чем огня. Китти была единственной, кто понимал меня. Я ценил это. Не мог разбрасываться ею. Надо же быть таким глупцом, чтобы заподозрить её в измене! Катерина прижалась к моей груди и заплакала.
— В усадьбе стало теплее, — проговорил я, всем сердцем желая успокоить мою весну. Погладил её тонкую спинку. — Красивый гобелен, кстати. Вышьешь дракона? Давно хотел такой.
Она кивнула, всхлипывая. Погладила мою рубашку, расправляя складки. Интересно, о чём она думает? Ненавидит меня? Я отнял у неё счастливую жизнь в доме её отца. Заставил скучать, запер в четырёх стенах, ругал за каждый шаг. Урод. Самого тошнит. Ничего удивительного, если бы она сбежала с другим.
Но я слишком хотел верить, что меня может любить такое светлое, доброе существо. Дурак. Я чудовище и заслуживаю только гнить в земле.
— Зиг, — позвала Китти.
Я тут же склонился, чтобы услышать её голосок. Хотел обнять и целовать мокрые щёки. Любить вечность.
— Если будут вопросы про наследника, я всё улажу. Доверяй мне, прошу.