Никого больше нет и, дай, Бог, не появится никогда!..
Наверное, его тогда слишком захватила мысль о взаимном, с девчонкой, и безоговорочном рабстве! Мысль, которая представлялась естественной и горячо желанной, потому что Александр, при более позднем и объективном анализе, на две недели, был такой взаимностью, фанатично одержим!
У него не было ни сил, ни желания хоть мгновение «просто подумать», хоть на мгновение остановиться! Да что там? Не напрашивалось даже, хотя бы, подсознательно, повертеть пылающей башкой и оглядеться!
Нет! То, что он тогда ощущал, что чувствовал и к чему стремился, это подходило именно под определения: «полное сумасшествие», «бешеная одержимость» или «неизлечимая болезнь», которая воспринималась пылко желанной и жизненно необходимой!
То его состояние, для ранее здравомыслящего и, с определёнными стремлениями и целями, человека, без просветов, собой всё-всё основательно заслонило!
Он выпал из реальности, выпал из общения и из деловой жизни! Его затянуло, его засосало, его проглотило и радостно погрузило с головой в восхитительное и болезненно-сладостное «это», а он даже ни разу не вспомнил о том, что надо бы, пусть и на секундочку, но всплыть на поверхность! Всплыть и, элементарно, набрать воздуха в лёгкие и отдышаться!
Нет! Нельзя было терять, на всё пустое, неинтересное и крайне неважное, ни одного вздоха, ни одной мысли, ни единой секунды!
Он, как самый скупой в мире скряга, даже еле-еле выгадывал время на поддерживающий силы и кратковременный сон!
Это было проклятие и, одновременно, невероятное благословение Свыше! Это был самый реальный и самый неуловимый, в своих зыбких и иллюзорных пределах, морок! Это было наваждение, которое так всеобъемлюще и так достоверно заменяло собой реальность, что он даже не ощущал, что не жил по-настоящему всё это время!..
И он не собирался, на такие глупости, как «реальность-не реальность», терять драгоценное и быстро утекающее время! Всё, до последнего мгновения, он радостно и благодарно тратил, исключительно и только на Неё!..
У них появился ритуал (вернее, у них появилось много традиций и ритуалов! Но этот был особенным, потому что его выдумала Она!): каждое утро, когда он заезжал за ней в общагу, чтобы поехать «проветриться-погулять-покататься», чтобы начать совместно свой новый и обязательно радужный день, она высматривала из окна его машину и, не дожидаясь, когда он выйдет, сама навстречу выпархивала к нему.
Её комната была на одиннадцатом, почти в самом поднебесье, но он всегда был так нетерпелив, что никогда не пользовался лифтом. Он нёсся, сломя голову, не считая ступенек, и они встречались, они наталкивались друг на друга, они врывались друг другу в объятия и страстно, словно вечность не виделись, целовались. Запойно-ошеломительно целовались на лестнице, и всегда на уровне шестого, разделительного этажа.
Она ещё в первый день заметила, что это – к счастью: не подгадывая, встречаться на самой середине! Это значит, всё у них и всегда будет хорошо!
И он каждый раз боялся не успеть или, наоборот, боялся обогнать маленькую и слабосильную девчонку! «Не подгадывая», к обещанному будущему блаженству, было, естественно, ключевое! И поэтому он весь путь страшно боялся «перебрать» или «недобрать»! Страшно! Страшно боялся, своей медлительностью или торопливостью, всё испортить… Боялся, что он будет виноват, если именно сегодня на них обрушится «конец»…
Кстати говоря, насчёт ночёвок врозь и Её общаги! В своей мании, он был так страстно неудержим, что, если бы он всё решал, то они бы, вообще, никогда не расставались!
Но это было жёсткое условие, было требование, высказанное таким… Да! Таким настоятельным, разумным, перепугавшим и даже, на мгновение, отрезвившим его тоном, что он беспрекословно подчинился. Подчинился этой рыжей и подозрительной мегере (которая, кажется, всё про них наперёд знала!)…
Подчинился её хладнокровной подружке а не, непосредственно, такой же пьяной и неудержимой Ней!..
Он прекрасно запомнил тот разговор, который, после всего, ещё долго ему вспоминался. Разговор случился ещё в их первый, ненастоящий, нереальный, но сказочно-волшебный день!
Он завёз Машку домой, чтобы собрала вещички, чтобы подружку предупредила, чтобы, вообще, всё быстренько переделала, что полагается переделать застигнутым врасплох девчонкам… И, пока Она металась по комнате, пока тараторила и суетилась, рыжая девица, которую он, вроде как, смутно, но помнил, потянула его в коридор: