Она даже подумать не могла, что у неё может не быть друзей. В прошлой школе она дружила со всеми ребятами, даже с теми, кого не особо любили. Юлька всегда была первой, кто тянул руку на уроках и первой, кто вызывался выступить с танцем или стихом на мероприятии. Она никогда не боялась сцены, привыкнув к выступлениям с малого, но то, что произошло на первое сентября прошлого года навсегда заставило её усомниться в себе. Юлька помнила, что, когда её новая учительница спросила, кто из ребят хочет рассказать стишок на линейке к первому сентября, Юля привычно подняла руку. Единственная из всех ребят. Стишок был не очень сложным и ей хватило получаса, чтобы вызубрить его досконально. Она не стеснялась и не боялась, но, когда вышла на сцену перед школьниками и их родителями, поняла, что поспешила. Нет, она помнила каждое слово, что учила, но из-за этого чертового заикания, стояла на сцене и молча открывала рот, едва-едва заставляя себя мычать какие-то одноголосные звуки. Чем дольше она там стояла, тем больше горели её щеки от унижения и тем сильнее сводило голос. В конце учительница, видно решив наконец её пожалеть, вышла на сцену и продолжила за девочку стих. Ох, как же тогда Юлька горько плакала! Она никогда не забудет какой униженной и глупой чувствовала себя, когда Сережка побежал следом за ней, чтобы успокоить. Он пытался заставить её поверить, что ничего страшного не случилось, но Юля на всю жизнь запомнила его взгляд, с которым Метеля смотрел за её выступлением. Эта смесь горечи и жалости в его леденисто синих глазах уязвляли сильнее насмешек и шуток остальных детей. Она мечтала провалиться сквозь землю, ведь понимала, как сильно подвела его.
Тогда Юля и пообещала себе, что больше никогда-никогда она не подведет Сережу.
Наверное, не удивительно, что после линейки ребята из класса её не взлюбили. Они смеялись, кривляли её, делали подножки и унижали всякий раз, как выдавался такой случай. Конечно, она могла пожаловаться Сережке, но ей было слишком стыдно идти к нему и рассказывать обо всем, что происходит. Постоянные издевки сделали свое дело и вскоре девочка начала сомневаться в самой себе. Чувство собственного достоинства и гордость, которую ей прививали с детства, рассыпалась каждый раз, когда вместо того, чтобы ответить на вопрос, она прикусывала язык и молча уходила, боясь, что из-за заикания опять наткнется на кривляния.
Однако она все еще держалась. Стойко держалась до первой недели января, веря, что ей просто нужно пережить ещё немного и приедет отец, чтобы забрать её и Сережу в настоящий мир, а все, что происходило в этой деревне забудется страшным сном. Она ждала с нетерпением, любовно зачеркивая каждый новый день в маленьком календаре, который носила в дневнике вместо закладки. Ведь папа никогда бы не пропустил её дня рожденья.
Новый год они встретили скромно, но весело. Баба Катя испекла торт, а Сережка с Юлей нарядили небольшую сосну, что росла на переднем дворике у дома. Поскольку игрушек у страрухи не было, девочка целую неделю перед праздником мастерила их из бумаги и разрисовывала карандашами. Получилось не так красиво, как обычно выходило наряжать ёлку у Юлиной мамы, но тоже неплохо. Сережка даже похвалил несколько раз.
Девочка совсем не удивилась, что папа не приехал на новый год. Он был очень занят и мог пропустить. Но когда отец пропустил её день рожденья шестого января, девочка сорвалась. Она ждала его с самого утра и до поздней ночи, просидев целый день на подоконнике окна, через которое хорошо видно проселочную дорогу. Она подскакивала на носочки и вытягивалась во весь свой небольшой рост каждый раз, когда с улицы доносился шум машины. Юля отказывалась садиться за накрытый в честь её праздника праздничный стол и резать именинный торт, пока папа не приедет, но все было без толку. Утро сменил обед, а позже и вечер, а он не приезжал. Она знала, что отец ни за что бы не пропустил её день. И то, что он не приехал к ним, могло значить лишь то, что его больше нет. Юлька навсегда запомнит тот момент, когда эта самая мысль поселилась в её сознании. Все сразу встало на свои места. И отсутствие денег и то, что отец за полгода ни разу их не навестил. С побелевшим лицом, она сползла с подоконника и молча ушла в их с Сережкой комнату. Она проплакала всю ночь, утыкаясь лицом в подушку и прикусывая собственные пальцы, чтобы никто не слышал её всхлипов, а утром перебралась в комнату на чердаке. С тех пор она больше не плакала.
Юля просто начала видеть мир в другом цвете — черном. Не было больше хорошего настроения, веселых дней или счастливых моментов. Каждый день был похож на предыдущий: те же насмешки и издевки, которым она не видела ни конца ни края, поскольку разуверилась в том, что папа приедет и спасет её. Ей нужно было научиться жить в этом новом мире и, видит Бог, она пыталась. Учила себя не реагировать на грубые слова и колкие замечания, которые, казалось, по самой душе скоблили острыми камнями. Училась отгораживаться от чужого мнения, от мира, что её окружал. Замыкалась в себе, в книгах, от которых уже тошнило.