Пока он говорил, Урсула чувствовала, как её кости смещаются и встают на место, а боль медленно приглушается. Она аккуратно потрогала свою шею. Та всё ещё пульсировала, но кожа сделалась гладкой и зажила. Урсула перекатилась, кашлянув кровью на почерневшую землю.
Сидя на корточках рядом, Кестер улыбнулся.
— Полагаю, это не лучшее празднование дня рождения в твоей жизни. Но ты справилась.
«Он без предупреждения вызвал демоническое смертоносное существо, а теперь сидит и лыбится».
— Говнюк, — Урсула едва выдавила это слово. Её горло до сих пор саднило.
— Разве так положено говорить с мужчиной, который только что спас тебе жизнь?
Урсула поднялась на колени, хрипя. Пусть её рёбра и левая рука зажили, но они до сих пор пульсировали болью.
— Это было не испытание. Эта штука меня едва не убила, — терпение у нее совершенно закончилось.
— Я же тебе говорил. Я не контролирую такие вещи; это делает Эмеразель. Я на самом деле не бог, даже если выгляжу богоподобно.
«Высокомерный говнюк». Урсула хотела получить ответы. Немедленно. Ещё одна сфера фосфоресцентного света горела над ними, освещая опалённую и обугленную землю вокруг Урсулы. На краю освещённого круга, в тени, что-то сверкнуло. Меч. Урсула бросилась к нему, подняла с застывшей земли, затем резко развернулась и навела клинок на Кестера.
— Скажи мне, что происходит, иначе я разрежу тебя пополам.
Кестер задумчиво склонил голову набок.
— Ну ладно. Я привез тебя к Эйвбери для испытания. Чтобы стать гончей ада, ты должна победить демона.
Урсула шагнула поближе, всё ещё держа меч. «Он сказал «гончая ада»?»
— Я думала, сражение с демоном… с теневым охотником, или как ты там его называешь… обнулит мой долг.
Кестер покачал головой.
— Испытание лишь дало тебе возможность погасить свой долг. Твоя душа по-прежнему принадлежит Эмеразель, пока ты не расплатишься.
Ледяной воздух обжигал её щёки и пальцы.
— То есть, я не свободна?
— Не свободна, — кончик его носа порозовел от холода. — Но вот плюс — у тебя есть работа, а это уже прогресс по сравнению с тем, что было несколько часов назад. Твоя новая работа — собирать или души, или подписи тех, кто задолжал Эмеразель. К тому же, ты жива, и если честно, лично я ставил на теневого охотника.
Наконец-то получив ответ, Урсула опустила меч.
— Почему ты просто не забрал мою душу, как пригрозил?
— Просьба об испытании всегда уважается, — его дыхание клубилось вокруг его головы. — А теперь нам пора. Через час рассвет, и я не хочу объяснять смотрителю Национального Фонда, почему ты осквернила монумент эпохи неолита.
— Мы отправляемся обратно в Лондон? — Урсула повернулась к машине, но голос Кестера её остановил.
— Не на машине, Урсула. Мы перенесёмся с помощью сигила Эмеразель, — он зашагал к ней и мягко забрал меч. Сжав тот обеими руками, он навёл кончик на опалённую землю. — И нет. Не в Лондон.
Урсула сунула руки в карманы, пытаясь согреться.
— Видимо, ты мне не скажешь, куда мы направляемся, — похоже, тот огонь выжег её горячку, потому что теперь руки совсем замерзли. Задрожав, она смотрела, как Кестер чертит на снегу и почве треугольник в кружке — тот же символ, что помечал её плечо.
Кестер убрал меч в ножны, затем сунул руку во внутренний карман куртки. С лёгкой улыбкой он достал серебряную фляжку.
Он открутил крышку, глотнул, затем предложил ей.
— Хочешь глоточек? Это Гленфиддик 1937 года.
Урсула покачала головой.
— Нет, спасибо, — она провела рукой под глазами. Косметика с век, наверное, уже растеклась на половину лица. В лучшем случае она походила на пьяную фанатку группы KISS, но хотя бы осталась жива.
— Как хочешь, — он вылил содержимое фляжки в бороздки, которые только что начертил в почве. Затем на мгновение встал на колени, его рука засветилась, раскалившись добела, и по линиям в грязи зазмеилось пламя.
Когда Кестер выпрямился, его взгляд задержался на Урсуле.