— Не будь дурой, — шептала в ответ Анжелка, — если бы она отбросила когти, уже бы вонь стояла на весь дом, да и Бегемот из еë комнаты как-то выходит.
— С чего ты взяла, что он там вообще бывает?
— Слышала. Я рано в туалет встаю — каждое утро часа в четыре. Он там мяукает, да интересно так, как будто говорит на своëм, кошачьем.
— Ага, а бабка ему так же отвечает, — хихикнула Оксана, — ладно, он с ней говорит, но что она ест всë это время? Не мышей же он ей таскает.
— Ты еë видела — смерть и то, наверное, краше. Ей что, много еды надо? Может у неë в комнате какие-то запасы есть. Ты что не знаешь советских бабок? Там под кроватью наверняка целый клондайк кильки в томате.
— Хорошо, пусть килька, но не ест же она еë вместе с банкой, а мусора тоже не видно!
— Оксана, — начала заводиться Анжелка, — банки она может и в окно выбрасывать, да и вообще, мы там не безвылазно сидим, может она выходит, когда нас нет, а потом всë тщательно за собой убирает.
— Ой, не нравится мне всë это. Не спокойно на душе.
— А цена нравится? — зашипела Анжелка, — А жить без этих прошмандовок нравится? Отдельная кухня, ванна, туалет нравится? Если бы не я, так до сих пор бы по вечерам мыкались по общаге до поздней ночи, пока…
Договорить не дала преподша, которой надоел аккомпанемент {?}[Аккомпанемент — сопровождение одним или несколькими инструментами, а также оркестром сольной партии] Анжелкиного голоса и она, постучав ручкой по столу, прервала их, переставшую быть мирной, беседу.
После пары Анжелка вылетела из аудитории первой и спряталась в укромном уголке за вахтëрской будкой.
Ей было стыдно и неловко. Неловко, что слова Оксаны разозлили и она нагрубила, а стыдно… стыдно от того, что об этом совершенно не жалела.
«Я, кстати, спасибо так и не услышала! Конечно, хорошо, когда кто-то решил проблему, а ты присоседилась. Нет, чтобы радоваться — вечно скулит и выдумывает хрен пойми что. Ладно, вечером помиримся, а пока пусть подумает о своëм поведении».
Анжелка уже собиралась пойти перекусить, но, как вкопанная, застыла на месте, выронив пакет с нотами для специальности, — через большую стеклянную дверь на улицу выходила Оксана, а… Он, подхватив еë под локоток и обаятельно улыбаясь, что-то говорил и придерживал тяжелые прозрачные створки, пропуская даму вперëд. Оксана с готовностью приняла ухаживания.
О своей поруганной любви Анжелка не рассказала никому — предпочла страдать в одиночестве. Каждый день встречала Его в фойе и старалась игнорировать, но однажды… он улыбнулся. Ей. Именно ей, ошибки быть не могло, она стояла одна и… почувствовала себя на седьмом небе… и нашла кучу оправданий его поступку… и уже почти простила… почти…
«Вот, значит, как,» — из прокушенной губы проступила капелька крови, — «Мало того, что ты меня не ценишь, подруга, так ещё и в личную жизнь вмешиваешься?!»
С твëрдым намерением разорвать дружеские отношения с Оксаной сегодня же вечером, Анжелка, смывшись с оставшихся пар, уехала на квартиру, которую теперь считала домом.
На пороге встретил Бегемот— радостно мяукал и тëрся об ноги. Девушка прижала его к себе со словами:
— Ты — мой единственный друг! Вот как всë обернулось… И что теперь делать?
Кот, будто понял еë вопрос, вывернулся, ловко приземлился на все четыре и пошëл вперëд по коридору, постоянно оглядываясь и помуркивая, явно приглашал идти за ним.
Анжелка и пошла.
Остановился Бегемот перед запертой дверью и, выгнув спину, почесал когти о косяк.
— И что ты предлагаешь? Тоже коготки почесать? — спросила у кота девушка и, наклоняясь, чтобы вновь подхватить его на руки, машинально опëрлась на дверную ручку.
Дверь с противным тусклым скрипом отворилась, отчего Анжелка едва не растянулась во весь рост на пыльном полу.
Бегемот деловито прошëл в сумрачную комнату и остановился перед когда-то белой простынью, свисающей, словно саван, с чего-то большого и дугообразного.