Уединëнная секция, полумрак… Кафе? Наверное, да…
Тихая музыка, запах свежезаваренного кофе и чего-то неприятного… Горло перехватило спазмом, желудок сжался, а в правый висок иглой вонзилась боль от ненавистного и настырного запаха. Он бил в нос, подавляя ароматы еды и кофе, парализуя дыхание. Так смердит секонд хенд — нафталином и всевозможными дезсредствами, призванными уничтожить следы прошлых хозяев.
Почему тут так воняет? Если это кафе?
Тут, к своему изумлению, обнаружила, что за крошечным столиком прямо перед ней сидит немолодой (лет сорока), ещё довольно смазливый военный. Судя по погонам — полковник, а она (ОНА?) зачем-то показывает ему сборник нот.
— Халдейская грамота, — пренебрежительно заявил собеседник, небрежно отбросил ноты, отодвинул стакан с чем-то оранжево-пузырящимся и провëл костяшками пальцев по еë скуле.
Ахую Оксаны не было предела!
— Убери пакши, папаша, — хотела отшить увядающего ловеласа, но вместо этого, как блудливая кошка, потëрлась щекой о его раскрывшуюся навстречу ладонь.
— М-м-м, кошечка, — хрипло пропел мужчина, царапая шершавыми кончиками пальцев еë шею вниз, к глубокому вырезу красного вульгарного платья, которого она в своëм гардеробе не помнила, — ты красивая, как и я. Мы с тобой — люди первой категории.
Оксана хотела отодвинуться, нагрубить, смыть содержимым стакана сальное выражение с его лица… Но это было невозможно…пришлось тупо сидеть в уголке своей черепной коробки и быть пассивным наблюдателем — действовать не позволяло чьë-то вторгшееся сознание, которое в ответ на слова о людях первой категории сгенерировало фразу:
«Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая!»{?}[В романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд (он же Дьявол) так отчитывал буфетчика за несвежую осетрину.]
— А что, бывают люди второй свеж… в смысле категории? — с долей обиды поинтересовалась вторая Оксанина сущность.
— Конечно! Это люди, достойные сочувствия. Природа создала их другими, не такими, как мы. Им сложно найти себе пару, да и вообще — жить им сложно, но это их проблемы, а нам с тобой, — он обвëл пальцами еë подбородок, — повезло. И таким, как мы, нужно держаться друг друга. Давай выпьем. За нас!
Тот, кто сидел в еë голове, взял стакан и поднëс к губам.
«Фу!», — подумала настоящая Оксана, — «Это же «Отвëртка»! Какая гадость! Ещё и водяру небось дешманскую подмешали! Мало того, что вертолëт можно словить, так ещё и весь день завтра башка будет трещать! »
Она приказывала себе не пить, но с таким же успехом могла пытаться силой мысли остановить поезд. После коктейля на миг почувствовала чужое (его или еë?) остервенелое желание выгнать еë, Оксанино сознание из собственного тела прямо сейчас и прямо насовсем. Но потом ощутила коварное злорадство и поняла, что ей позволено остаться. Пока.
Своя/чужая рука потянулась к стакану. Что было потом помнила смутно.
Офицер догнался неразбавленной сивухой, выдаваемой в этом месте за самую что ни на есть настоящую Rasputin, закусил селëдочным бутербродом и грубо лапал еë грудь, а под столом гладил по внутренней стороне бëдер, всë ближе подбираясь к точке «Ой».
Она выпила ещё и словно нырнула в прозрачный кисель — полковник что-то говорил, но смысл сказанного уловить не удавалось, щëки онемели, словно в них вкатили дозу стоматологической анестезии, а происходящее замедлилось и струилось зыбким расплывчатым маревом.
Вынырнула в тëмной подворотне на заднем дворе кафе… Холодно… Пальто осталось в зале…
У мусорных баков дрались коты, не поделившие какие-то объедки.
В глазах двоилось. Ноги заплетались и если бы не крепкий захват, которым спутник держал еë за предплечье, улеглась бы прямо там, возле баков, насрав с высокой вышки на вонь, котов и приличия.
Мужчина прижал еë к себе и поцеловал, обдав апельсиново-водочным, с примесью селëдки перегаром. Потом придавил своим телом к стене и разорвал колготки. А она… Она, дрожащими пальцами расстегнула ширинку его брюк, быстро выдернула заправленную рубашку и… (Оксана не могла поверить!!!) обхватила уже достаточно возбуждëнный член и пьяно пробормотала:
— Быстрее, чего ты возишься!
Повторять не пришлось. Военная выправка, привычка исполнять приказы…