Но теперь нужно было действовать.
Вечером Оксанка приехала в учебный корпус.
До конца семестра оставалось всего ничего и на горизонте грозно маячил экзамен по специальности. У всех. Именно поэтому по вечерам, когда уставшие преподы расходились по домам, на смену им приходили не менее уставшие студенты, чтобы и дальше погружаться в волшебный мир музыки: совершенствовать навыки, отрабатывать сложные отрывки, заучивать наизусть.
Конечно, музыканты — народ с тонкой душевной организацией и далеко не всегда изначально серьёзно задуманная репетиция оборачивалась таковой. У каждого отделения была своя фишка. У пианистов это, собственно, пианино. Если убрать нижнюю крышку, то между ней и резонансной декой есть немного места, где прекрасно умещаются несколько стаканов и бутылка (а при желании и не одна).
Оксанка попросила ключ от кабинета рядом с крытой галереей, служившей местом репетиций струнников, в котором такой тайник как раз имелся.
Всë подготовила.
Немного поиграла.
И вот, наконец, послышались быстрые, разогревающие арпеджио, выводимые шустрым смычком.
Со скучающим видом медленно вышла и осмотрелась.
Сквозь панорамные окна было видно, как над густеющими сумерками в холодном ясном небе, упрямо блистал любопытный предзакатный луч, освещая одинокую фигуру.
Так и есть. Это Он.
Как ни странно, сегодня тут больше никого не было.
«На ловца и зверь…» — подумала Оксанка, со спины разглядывая мужчину.
Она уже собралась заговорить, как он поднял скрипку и по притихшим коридорам полилась чарующе-печальная мелодия любви Орфея и Эвридики {?}[ если кому интересно, это здесь https://www.youtube.com/watch?v=fKdc-LGuPJ8].
Оксанка поражëнно застыла, не в силах прервать волшебное пение инструмента.
В нежных, льющихся медленными, кристально чистыми струями звуках слышался разговор двух душ, с неизбывной тоской повествующих о своей светлой и трепетной любви, роковой утрате и глубокой печали.
Обещание двух расстающихся навеки сердец по прежнему биться в унисон, несмотря на разделëнность миров, и щемящая надежда, что когда-нибудь, на призрачных перекрëстках вселенных, Судьба дозволит им встретиться вновь.
Душа выворачивалась наизнанку от переполнявших эмоций и чувств.
Он играл мастерски.
Виртуозно.
Сволочь.
Как же возможно, чтобы человек, способный извлекать из инструмента такие божественные звуки, на самом деле был таким беспринципным и двуличным? Не может такого быть. Значит, что-то от неë укрылось, что-то поняла не так.
Глаза защипало и… решила отменить всë. Уйти.
Возвышенную печаль вдруг нарушила громкая разудалая гармонь. Неуместно и кощунственно, как жизнерадостный смех на кладбище.
В коридоре щëлкнул выключатель и галерею залил равнодушный свет потрескивавших старых ламп.
Анжелка возмущëнно выдохнула и он обернулся, опуская инструмент.
— О-о-о! Какие люди и без охраны. Кого ищешь, нимфа? Надеюсь, меня?
Искусственно захрипленный голос, игривая ухмылка и оценивающий, плотоядно задержавшийся на груди взгляд, вернули на грешную землю.
Музыкальный флëр истаял и даже эхо не вибрировало.
Всë она поняла так. И действовать будет по плану.
— Мне нужен слушатель. Эксперт, так сказать. — мило улыбнулась Оксанка, делая шаг ему навстречу, — Вы так бесподобно играете, что хочется слушать и слушать, поэтому, я уверена в этом, поможете советом менее опытным ученикам.
— Это ты по адресу зашла. Что ж, пойдëм, расскажешь о своих бедах.
Он положил скрипку в раскрытый чехол и, доверительно-панибратски приобняв за плечи, вывел из галереи.
Потом она недолго играла, делая вид, что интересуется его мнением.
Он давал какие-то советы, делая вид, что действительно хочет помочь.
Во время разговора Оксанка, как бы случайно, стукнула ногой по нижней крышке старого пианино и та, соскочив с места, открыла…
— Ого! Это твоë?