— Это просто глупо, Ви, — прямо говорит он. — Даже будь у тебя настоящий план, я бы все равно отказался.
— Понятно.
Ви оседает, как будто из ее тела разом исчезли все кости и сползает на дно ванной; говорит, глядя в потолок:
— Я понимаю, правда. Я просто думала, все это время… я верила, что ты правда считаешь, что я это я, настоящая, а не… Я понимаю, да, теперь я понимаю.
Собственное лицо, все еще покрытое пеной для бритья, кажется Горо глупым до невозможности. Все правильно: он дурак, причем дурак высшей пробы, со звездочкой за старательность.
— Дело не в этом, Ви.
Слова не работают: Ви поджимает ноги, обхватывает их руками, будто хочет сжаться в одну точку. Горо садится на край ванны — заживающая рана отдается тупой болью в боку — и осторожно кладет ладонь ей на коленку. Он ждет, что Ви отстранится, но она не двигается, а значит, все-таки готова его выслушать.
— Прости, — заново начинает Горо. — Я неправильно выразился. Не скажу, что мне очень хочется становиться…
— Постчеловеком, — подсказывает Ви. — В сети прочитала недавно. Понравилось, как звучит.
— Постчеловеком, — послушно повторяет Горо. — В твоей форме существования нет ничего плохого, неправильного и тем более ненастоящего. Я… на самом деле много думал об этом, еще до того, как ты вернулась.
Коленка под ладонью едва заметно дергается, но остается на месте, и Горо продолжает:
— Ты это ты. Я не сомневался… — слова застывают на языке, а перед глазами встает темный экран потолка, на котором одно за другим возникают лица “возвращенцев”, чьи интервью и дела Горо изучал с маниакальной дотошностью; фарфоровая кукла с чужим лицом и глазами Ви смотрит сквозь плексиглас капсулы, безжизненная, безучастная, неживая; красное зарево кленов горит за спиной Ханако-сама, ее подбородок вздернут, но золотые пальцы нервно сжаты, а рукава фурисодэ свисают к земле, как перебитые крылья…
— Я знал что это ты, с тех пор, как впервые увидел, — теперь слова даются легко потому что Горо говорит правду. — С того дня, когда тебя привезли из клиники, и я посмотрел тебе в глаза. Ничего не изменилось, и не изменится, не важно, что с нами случится и где мы окажемся. Не могу сказать, что в Найт-сити мы в безопасности, но какое-то время у нас есть…
Ви смеется, хрипло и горько, и Горо замолкает.
— Забавно, что ты это сказал, — наконец говорит она. — Время. Нет у нас времени, Горо, ты умираешь.
Наверное, он ослышался.
— Я… что?
— Умираешь, — повторяет Ви. — Все умирают, понимаешь? Просто кто-то быстрее, а кто-то медленнее, как я. А время — его всегда мало.
Горо качает головой, потом осторожно берет ее ладони в свои.
— Ты права, — мягко говорит он. — Ты права: сколько бы ни было времени, его всегда будет мало. И даже если мы рискнем и выиграем — что потом? Когда и твое время закончится?
— Что-нибудь придумаем, — улыбка у Ви кривая и невеселая. — Мы справимся.
— Допустим. Возможно, нам повезет, возможно, больше одного раза. И что дальше?
— Я…
Горо чуть сжимает пальцы, показывая, что он еще не закончил, и Ви замолкает.
— Ты так и будешь гнаться за временем? Сколько минут стоят жизни, Ви? Сколько часов, дней, лет?
— Что?…
— Однажды кто-нибудь ошибется. Либо ты, либо я, либо кто-то из тех, кто окажется рядом с нами. Скольких жизней стоит лишнее время, Ви?
Вместо ответа она подается вперед и утыкается лбом ему в бедро.
— Блядь, — ее дыхание обжигает кожу даже через ткань. — Ты сейчас это сказал, а у меня как будто по могиле кто-то прошел… Знаешь, как из другой жизни что-то. Черт. Не слушай меня, я чушь несу какую-то. Я просто боюсь, понимаешь?
— Да, — Горо кивает, хотя его сейчас может видеть разве что его отражение. — Потому что я тоже боюсь тебя потерять. И поэтому я говорю: нет. Это не стоит риска.
— Только попробуй, — не слишком внятно бормочет Ви. — Только попробуй снова сказать, что я хрупкая — и я тебе руку сломаю.
— Ты этого не сделаешь, — говорит Горо, и прежде, чем Ви успевает возмутиться, добавляет. — Это технически невозможно, если не веришь мне — спроси Виктора, у него есть все наши спецификации.
Ви отстраняется, и смотрит на него с таким интересом, что Горо понимает: она спросит. И про руку, и про что-нибудь еще, и он сам только что вложил эту дурную мысль ей в голову. Но это не так уж важно, потому теперь Ви улыбается, и на этот раз улыбка у нее искренняя.