Её груди вздымаются и опускаются: чёрное кружево с каждым вздохом растягивается до предела, едва удерживая их.
Мой взгляд скользит ниже по её животу, останавливаясь на украшении в пупке. У неё проколот пупок. Золотая штанга в углублении так и притягивает мое внимание.
Отрываю взгляд от её тела, чувствуя себя самым большим придурком. Вместо этого я сосредотачиваюсь на лице девушки как раз в тот момент, когда она отвечает мне.
— Пока не в порядке… — произносит она. — Но буду. — Это первые её слова именно мне… и я не разочарован. У неё мелодичный голос: мягкий и красивый.
Открываю рот, чтобы что-то сказать, когда меня прерывает раскат грома, и смотрю в небо.
Этот день и так был тёмным (во всех отношениях), но сейчас солнце садится, приближая сумерки. Нам нужно разбить лагерь. Делать что — то ещё почти невозможно.
…что напоминает мне…
— Ты не ранена? — спрашиваю девушку, осматривая её лицо. Над виском у неё небольшой порез, ещё один возле уха, а на руке начинает образовываться синяк.
Я бы хотел рассмотреть внимательнее, но знаю, что она не позволит. Она уже продемонстрировала мне одно из самых язвительных отношений, которые у меня когда — либо были с женщинами… и это до того, как мы перекинулись хоть словом.
Она открывает глаза и встряхивает головой, принимая сидячее положение.
— Не беспокойся обо мне. Нам стоит переживать о нашем водителе. Нужно посмотреть, где он устроился.
Я быстро моргаю, сбитый с толку. Где он устроился?..
— Что… что ты имеешь в виду под «устроился»? — спрашиваю я.
Она разочарованно смотрит на меня.
— Я имею в виду, где он выбрался: где нашел убежище, какое-то безопасное место.
— Послушай… — я колеблюсь. Не знаю её имени. — Мне кажется, тут какое-то недоразумение.
Делаю глубокий вдох и говорю как можно спокойнее:
— Водитель утонул… — Делая акцент на последнем слове, выделяя его значимость.
Она смущённо смотрит на меня.
— Нет, он не утонул. Я видела, как он выбрался из автобуса.
Понимание заставляет меня сделать паузу. Она не просто считает, что он выбрался из автобуса. Она думает, что он…
Осторожно я продолжаю:
— Да, он выбрался из автобуса, но на этом всё и закончилось. Дальше он не продвинулся.
Девушка начинает вставать, но её колено подгибается. Она ранена — что-то с ногой. Не могу сказать, что именно…
— Но он должен был выбраться. Он просто… должен был. Я имею в виду, мы же справились.
— С божьей помощью… — перебиваю я.
Она кидает на меня бледно — голубой взгляд:
— Мы должны посмотреть.
— Здесь не на что смотреть. Его нет.
— Но его рюкзак…
— Я взял его. Я.
Она гневно смотрит на меня:
— Ты украл его?
— Не у кого было красть. Его там не было.
— Но мы ему не помогли! — кричит она, протестующе взмахивая руками. — Мы могли ему помочь!
— Мы не могли этого сделать. Было уже слишком поздно! — вскрикиваю я, поражённый ее настойчивостью. — Мы не смогли бы ему помочь, даже если бы попытались. Всё уже было кончено.
— Может, если бы мы вернулись, мы бы увидели…
Мой голос снова повышается:
— Там ни черта не видно, кроме смерти. Если мы поплывём туда, то уже не вернёмся, — мрачно добавляю я.
— Но если бы мы…