Но он не дал ей говорить.
— Сам виноват. Решил сделать доброе дело: сообщить стражам порядка о грабителях, орудующих в чужой квартире. В конце концов, за решёткой оказались не они, а я. Да к тому же обвинённым по самому страшному преступлению — убийству.
Софи услышала шаги маминых ног. Она отпрянула от двери.
— Надеюсь, у нас всё получится. И не только в суде, — раздался мамин голос.
Марлин покинула камеру. Она заметила дочь и отвела взгляд, покраснев. Но Софи была не из дотошливых. Она не стала ни о чём спрашивать маму, и так всё поняла.
Мать и дочь вышли из тюрьмы. Даже воздух показался Софи каким-то другим, будто она после шумного тесного города оказалась на пышном луге.
— Может, прогуляемся, — предложила Софи. — Хочу подышать.
Марлин согласилась. Мать с дочерью, под руку молча шли по тротуарам улочкам, не о чём ни говоря. Они всё для себя решили, им оставалось только ждать суда. Не хватало только третьего человека рядом с ними.
— Софи, — заговорила вдруг Марлин. — А кто там стоит? Не Анна ли с матерью?
Софи посмотрела в ту сторону, куда указывала мама рукой. Через дорогу стояла Анна де Ландро рядом с матерью, Аннетт де Ландро. Женщина с девушкой что-то обсуждали с новым знакомым Софи — генералом Випераном.
Софи решила подойти к ним. Она услышала имя своего отца.
— Деньги собраны. Осталось только узнать имя присяжных заседателей. Но, дамы, подумайте, нужно ли вам это, пока ещё не поздно. Странностей в этом дело много, но улики подбросить никто не мог, а Игаридье не тот человек, который жил честной жизнью. Он сидел в тюрьме, поэтому ничего удивительного, что он захотел повторить старый “подвиг”. А учитывая, что он бросил умирающего друга и любимую женщину, которая была от него беременна, так это указывает на его бесчувственность, у него нет совести, если надо убить человека ради толстого кошелька.
Астор Виперан не видел Софи. Не замечали её и дамы де Ландро. Но Софи прекрасно видела их лица. Генерал Виперан говорил, смотря прямо в глаза женщинам, не скрывая отвращения от имени Урбена Игаридье. Если бы не настойчивость двух женщин Ландро, то он бы никогда за это не взялся. Старшая Аннетт была бледная и печальная, она ещё не могла прийти в себя, что согласилось на преступление против закона, ради свободы человека. Младшая Анна была непроницаема. Но слова генерала заставили гневно дёрнуться жилочке на её лбу.
— Прошу вас, не ставьте на людей клейма.
Анна отвернулась от генерала и увидала Софи.
***
Пьера томительно ждали Экене и Дэвид, чтобы узнать, как он поговорил с родителями, приняли ли маркизы блудного сына, простил ли их Пьер. Но он не стремился возвращаться к друзьям. Он даже забыл о Софи и её отце. Пьер без дела слонялся по улицам и перекручивал в голове тяжёлый разговор с отцом.
“Никогда я не вернусь к ним, — зарёкся он. — Этим людям не нужно ничего кроме славы да липовой чести. Правильно я поступил одиннадцать лет назад, что ушёл от них.
Образ отца стоял у Пьера перед глазами: гордый, бесчувственный, непробиваемый. Пьер и не представлял, что таким может быть его отец. В детстве он видел Луи де Лоре только добрым и милым папой. Мама мало чем отличалась от супруга. Пьер заметил, что она даже внешне стала походить на отца, словно они не жена и муж, а сестра и брат.
“Кем бы я стал, если бы остался тогда в отчем доме? — пытался представить Пьер. — Изнеженным богатеем, любящим власть, как Анна Ландро, они бы меня не сделали. Но я был бы их копией: человек, ставящим славу и признание на первое место. Нет, существом, который ставит приземлённые ценности выше семьи.”
Пьер не сожалел о том, что совершил несколько лет назад. Все блуждавшие у него сомнения исчезли после этого разговора, он понял, что тогда в детстве поступил правильно. Пьер был рад, что встретил отца, который подтвердил его правоту. Он чувствовал глубокое облегчение, ощущал свободу. Он окончательно разорвал свои связи с прошлым, с семьёй. Стал свободным. Пьер был доволен, что встретился с отцом, и радовался, что не заставил плакать мать.
“Спасибо, дедушка, и на том свете мне помогаешь”, — поблагодарил он Филиппа.
Пьер привалился на парапет моста, опрокинутого через Сену, он всматривался в прохожих. Суета, толкотня — вот что видел Пьер. Каждый, независимо от пола и возраста, был озабочен какими-то жалкими хлопотами, не приносящими ему ничего кроме лишних обязательств и ненужных забот.
“Бедные, — с горечью посочувствовал Пьер. — Хоть один из вас скажет, ложась в постель, как чудесно я провёл день? Я сегодня весь день занимался тем, что действительно мне было нужно, а не навязано кем-то?”
Но никто из проходящих мимо людей, не мог сказать эти слова.