Оно встречает ее прежней выдержанностью и строгостью. Послевоенный осадок чувствуется, но уже не такой сильный, как в первый месяц после войны. Гермиона идет к лифту, опустив вниз голову. По дороге ей встречаются волшебники и колдуны, которые определенно знают, кто она такая.
Гермиона не поднимает головы, не здоровается и сует домовику-лифтеру галеон, только чтобы он сразу тронулся с места, не ожидая бегущих к лифту людей. Все ее мысли заняты проблемой, которую необходимо решить.
Она пока не знает, как все будет происходить. Что ей скажут, и скажут ли вообще? Смогут ли ее впустить? Что она сама сможет сказать? Мыслей море, а полезных почти нет. Гермиона злится сама на себя. Она уверена, что Гарри уже что-то предпринял, отдал министру воспоминания, как минимум.
Она обещает себе, что любыми способами вытащит его из Азкабана. Любыми, любыми, черт возьми, способами.
— Ваш этаж, мисс, — скрипит домовик.
Гермиона поднимает глаза, осознавая, что уже прибыла к своему отделу. Она кивает домовику и выходит из лифта, останавливаясь почти сразу. Мраморный темный свод под потолком наводит ужас, он давит. Создается впечатление, что в помещении витает магия, подавляющая уверенность в себе.
Девушка старается расправить плечи и успокоиться, после чего, вздернув подбородок, направляется к стойке, за которой сидит средних лет колдунья. Гермиона кашляет. Женщина головы не поднимает.
— Здравствуйте. Мне необходимо видеть Кингсли Бруствера, — не так громко, как хотелось бы, произносит Гермиона.
— У вас назначена встреча?
Эта особа даже не удосужилась поднять головы. Гермиона чувствует, как от невоспитанности женщины в ней закипает гнев.
— Нет, — сдерживается она; голос становится увереннее, — но…
— Запись к министру только предварительная, — продолжает разговаривать со столом женщина.
Гермиона вспыхивает.
— Мне необходимо видеть его немедленно, — гремит эхом ее голос на весь отдел, заставляя несносную колдунью оторваться от своих дел, — советую вам немедленно оповестить его о моем прибытии, — чеканит она, — в противном случае…
— Гермиона?..
Девушка оборачивается назад, замечая идущего к ней навстречу Гарри. Рядом с ним идет новый министр магии. В таком освещении Гарри кажется ей еще более уставшим, но это и неудивительно. Он пробыл тут почти семь часов.
Действительно один из самых долгих дней в их жизни.
— Министр, — вскакивает с места некомпетентная особа, почти захлебываясь в негодовании, — эта мисс…
— Все в порядке, — чуть выставляет он вперед руку, заставляя женщину замолчать, — мы ожидали ее.
— Конечно, — тут же присаживается на свое место она, и ее макушка исчезает за стойкой.
Кингсли даже на какой-то момент забывает, о чем они собираются говорить. Он обращает внимание на то, как война поломала Гермиону. Она такая взрослая. Проклятье, ее взгляд слишком взрослый. Словно она прожила не одну жизнь.
Ему так сильно жаль, что он даже не может передать это словами.
— Пройдемте в мой кабинет, — предлагает он, — подальше от лишних ушей.
Они следуют за Кингсли вдоль серого коридора, и с каждым последующим шагом Гермиона все больше чувствует ту самую уязвимость, которая застала ее в тот момент, как она вышла из лифта. Однако стоит им попасть в кабинет министра и закрыть дверь, она снова может дышать спокойнее.
Значит, она не ошиблась. Что-то витает в коридорах отдела, и ее это даже не удивляет.
— Сразу к делу, — произносит Кингсли, когда усаживается за стол и предлагает присесть двум героям войны. — Снейп в Азкабане.
Гермиона чуть ерзает на месте и сжимает руки в замок на коленях.
— А как же доказательства его невиновности? — спрашивает она.
— Кингсли просмотрел его воспоминания, — кивает Гарри.
— И это многое объясняет, — подтверждает он, — но слушание будет в любом случае, таковы правила.
Гермиона сжимает на мгновение челюсти.
— И когда оно?
— Через три дня, — отвечает министр.
Гарри даже чуть прикрывает глаза и поджимает губы. Знает, какая будет реакция у подруги.
— И все это время он будет находиться в Азкабане? — сверкает она глазами, сохраняя некоторое подобие спокойствия.
— Придется, — кивает Кингсли.
Гермиона какое-то время молчит. Гарри видит, что она с трудом сдерживается. Что она придумывает альтернативные варианты с такой скоростью, что приходишь в ужас.
— Я могу дать показания, — наконец сдержанно произносит она. — Возьмите мои воспоминания. Он сохранил их мне, и таким образом Северус спас нас дважды. Он показал рецепт зелья пробуждения.