Сезер снова засмеялась, захватывая сумочку и подсаживаясь напротив подруги.
— Если честно, — открывая ее, внезапно начала Аля, — я тоже бы сбежала, — пожала она плечами. — Только Нино не говори, иначе быть мне старой девой.
Она ловко вывалила на туалетный столик содержимое косметички. Такая, казалось бы, маленькая сумка каким-то чудом вместила в себя довольно внушительное количество тюбиков с косметикой. Аля включила обрамляющие зеркало круглые лампочки и повернула его так, чтобы свет падал на Маринетт.
— Подруга, ты белая, как собственное платье, — постаралась подбодрить ее Аля. — И молчишь постоянно.
Маринетт собралась было что-то сказать, набрав в легкие воздуха, но Аля вскинула указательный палец.
— Па-па-па, — отрицательно покачала она головой. — Не шевелись, сейчас мамочка освежит твой утренний макияж. Кто ж виноват, что у твоего визажиста было место только в десять утра, несмотря на то, что церемония назначена на два часа дня, — щебетала Сезер. — Но ты не волнуйся. Свадебный мандраж — это нормально…
Дальше Маринетт не слушала. Аля суетилась и без умолку щебетала возле нее все два месяца, с той самой секунды, когда легкие Маринетт в ее душной спальне заставили ее выдохнуть ненавистное: «Да» стоящему на одном колене Адриану.
Сезер стала главным организатором этого мероприятия и все держала под контролем, несмотря на то, что свадьбой занималось — кроме нее, разумеется — еще около ста человек. Маринетт, в свою очередь, наоборот участия почти не принимала.
Она просто присутствовала всюду, точно тень — пыль от крошева звезд. Была везде и нигде. Будто призрак торжества, будущая мадам Агрест с полнейшей опустошенностью держала каждый день за руку человека, с которым жизнь связывать совершенно не хотела.
Маринетт понадобилось время, чтобы привыкнуть. Статус «невеста» был не просто таковым. Это было бремя, и Маринетт никуда от него не могла деться. Порой она запиралась в одиночестве в комнате и сползала вниз по стене, хватая чертово пальто Габриэля и прижимая его к себе.
Зарывалась носом в мягкую ткань и глушила в ней свои рыдания, стараясь вести себя как можно тише, чтобы Сабин и Том не задавали лишних вопросов. Смотрела на ненавистное ею кольцо, которое Адриан надел ей на палец, и медленно сходила с ума, чувствуя себя так, словно это кольцо теперь было припаяно к ней до самого момента бракосочетания.
Которое, казалось, было спланировано уже довольно давно.
У Маринетт создавалось впечатление, что все ждали только звоночка. Удара по гонгу — знака, чтобы начать. Едва сказанное «да» потянуло за собой вереницу событий. Все было слишком стихийно, резко, быстро. И даже Адриан однажды спросил у организаторов, почему так стремительно. Ответа он не получил, но, когда ушел, Маринетт услышала, как один из организаторов сказал другому:
— Чтобы невеста не передумала.
Званные ужины, нелепые вечера и просто куча ненужных событий, которые выводили Маринетт из себя изо дня в день. Она ментально кричала, но не показывала своих эмоций прочим.
Она улыбалась, целовала Адриана, выдерживала его касания и принимала поздравления его друзей, без конца показывая ненавистное кольцо. Собственный смех терзал ее, медленно убивая. Как же сильно хотелось ей стереть все эти улыбки, потому что они убивали ее, медленно, заставляя биться в агонии.
Она улыбалась. И умирала внутри.
— … да, и будь готова к тому, что туфли от Прада у тебя на каблуке в три дюйма, — мельком услышала она голос подруги, доносившийся будто издалека.
— Что?
— Три дюйма, — повторила Аля.
Парой ловких движений смуглая рука Сезер махнула широкой кисточкой по высоким скулам Маринетт, добавляя в завершение образа два мазка бежевой матовой помады на пухлые губы девушки.
— Зачем такие высокие? — не поняла Маринетт. — Я всю жизнь провела в балетках. И носила я их не просто так. Я — Госпожа Неуклюжесть, не забыла? — постаралась улыбнуться она, но вышло плохо.