— Ты пришла, — сказала Гвенельда. В её голосе послышался намёк на удивление.
— Где Джимми? — спросила я.
Из одного из тёмных углов донеслось ворчание. Джимми свернулся калачиком, упёршись коленями в грудь.
— Что ты с ним сделала?
— Ничего.
Джимми поднял глаза, его большой лоб был бледен, как у трупа.
— Это не похоже на ничего, — сказала я, указывая на верёвки, обвязанные вокруг его запястий и лодыжек. Я уже собиралась пойти освободить его, когда поняла, что поворачиваться спиной к Гвенельде было неразумно. — Отпусти его прямо сейчас.
Гвенельда кивнула. Однако она не пошевелилась.
— Я сказала сейчас.
— Он уже не связан.
И действительно, Джимми вскочил на ноги.
— Как ты это сделала? — спросила я.
Она прикоснулась ладонью ко лбу.
Когда молодой полицейский бросился к двери, Гвенельда сомкнула пальцы вокруг его руки, её глаза светились, как призматические отражатели.
— Ты забудешь о сегодняшнем вечере. Ты забудешь обо мне.
Джимми и глазом не моргнул. Ни разу. Он уставился на Гвенельду, а затем, словно в трансе, проскользнул мимо меня и запрыгнул в патрульную машину, припаркованную рядом с хижиной.
— Он в порядке, чтобы вести машину?
Возможно, это было глупое беспокойство, но я ничего не могла с собой поделать.
— Я надеюсь.
— Ты надеешься? — воскликнула я.
Я побежала за машиной, размахивая руками над головой, чтобы остановить его, но задние фонари стали слабее, а затем исчезли.
— Если с ним что-нибудь случится, я…
— Ты убьёшь меня? Я бы хотела этого, но это невозможно.
— Что ты имеешь в виду?
— Заходи внутрь, и я расскажу тебе, дитя.
— Дитя?
— Ты на двести лет моложе меня. Это делает тебя ребёнком, — когда я всё ещё не сдвинулась места, она сказала. — Не в моих интересах убивать тебя, Катори, — она пристально посмотрела на меня своими тёмными глазами. — Твоё имя не на языке Готтва. Ты знаешь?
— Это выбор папы. Ему нравилось, как это звучит, и ему нравился его смысл. Если у тебя есть с этим проблемы, обсуди их с ним.
Гвенельда улыбнулась.
— Ты действительно очень жизнерадостный человек.
— Мама часто так говорила, но ты же не знаешь. Ты убила её.
Шелест сосновых иголок стал оглушительным, когда Гвенельда уставилась на меня.
— Ты не знаешь, о чём говоришь, маленькая девочка.
— Тогда расскажи мне.
— Только не здесь, — она вгляделась в ночь. — В этих лесах небезопасно. Я наложила заклятие на хижину. Ни один фейри не может проникнуть в неё. Пожалуйста, войди внутрь.
— Я не боюсь фейри.
— Это потому, что ты не знаешь, на что они способны.
— Я уверена, что они не идеальны, но они не убивали мою мать, — мой голос, казалось, резонировал с корой сосен, или, возможно, это мой пульс заставил его звучать громче.
— Просто потому, что твоё сердце бьётся для одного, это не значит, что их вид хорош.
— Моё сердце ни для кого не бьётся.
Она ухмыльнулась.
— При нашей первой встрече ты показалась мне умной девушкой, но, возможно, я ошиблась.
Я сердито посмотрела на неё.
— Если я войду внутрь, ты мне всё расскажешь?
Она кивнула.
— Всё.
Собравшись с духом, я вошла, и она закрыла дверь. Внутри не было никакой мебели, поэтому я стояла посреди комнаты, крепко скрестив руки на груди.
— Говори.
— Не хочешь присесть?
— Где?
— На полу.