— И, — говорит он, когда ее молчание затягивается, — Даже если мои фундаментальные убеждения изменились, это не то, что можно просто проигнорировать.
Это похоже на пощечину, когда ее собственные слова бросают ей в лицо. Холод ползет по ее позвоночнику, заменяя все тепло, которое она всегда чувствовала с ним. Превращая все ее страхи в реальность.
На глаза наворачиваются слезы, и Пятьдесят четвертый испускает вздох.
Она не может в это поверить. Мысль о том, что человек, с которым она наиболее совместима, совсем не тот, с кем она совместима. Что он думает, что она не захочет его с такой серьезностью, что готов отказаться от того, что у них могло бы быть.
— Ты была той, кто не хотел отношений, — напоминает он ей, и хотя слова прозвучали мягко, это похоже на физический удар.
— Ты согласился, — вздыхает она, и слеза скатывается по ее щеке.
— Я привык к тому, что люди меня ненавидят.
Слова складываются в некое подобие порядка, все выстраивается так, как она боялась.
— Кто же я тогда? Если ты думаешь, что знаешь. Если ты готов уйти из-за каких-то поверхностных чувств, или из-за того, что подумает общество, или…
— Мне плевать на общество. Или на какие-то нелепые, устаревшие убеждения, — выдыхает он, и в его словах слышится резкость. Затем его голос смягчается. — Я забочусь о тебе. И я не могу больше заставлять тебя страдать, не зная правды.
— Хорошо, — прерывисто вздыхает она. — Тогда кто я?
Откинувшись на спинку кресла, Пятьдесят четвертый поднимает свой бокал с вином, делает долгий глоток и ставит его на место. Она пытается определить, узнает ли она его действия, но не может. Она вспоминает непринужденность Забини за обедом, неловкую скованность Малфоя. Но Пятьдесят четвертый рядом с ней всегда был спокоен и уверен в себе.
Он смотрит на нее с другого конца стола, его глаза встречают ее, он смиряется, когда ее внимание переключается на него.
— Я думаю, — тихо говорит он, — ты Гермиона Грейнджер.
Она испуганно вдыхает.
Он может скорчить гримасу. Его выражение лица может напрячься. Отчаяние может заплясать по его лицу.
Но она не может этого заметить, потому что в один момент ее внимание рассеивается, и мириады эмоций, которые она не может осознать, током бьют по всему телу.
— Как ты узнал?
— Я же говорил тебе, — говорит он, делая последний глоток вина. — Я наблюдательный, — он крепко сжимает челюсти. — Я обещаю тебе, Грейнджер, ты можешь найти кого-то, кто гораздо лучше, чем я.
Она хочет спросить, кто он такой, как он узнал, почему время от времени ей кажется, что он ей знаком. Но даже сейчас его чары лишь усиливаются, скрывая от нее все узнаваемое. Слезы текут по ее щекам, а сердце отбивает пустой, глухой ритм за ушами.
— Мне жаль, — говорит Пятьдесят четвертый, — но я не могу так поступить с тобой.
Какая-то ее часть хочет бороться, кричать, умолять…
Но вместо этого она кивает, поднимаясь со своего места.
— Спасибо за ужин, — тихо говорит она. — И за все.
Это все, что она может сделать, чтобы сохранить остатки своего достоинства, пока она идет к двери. Чтобы не броситься ему на шею и не сказать, что это не имеет значения, что ей все равно, кто он такой.
Но ему не все равно. Похоже, он думает, что ей не все равно — как будто он вообще ее знает.
Самонадеянность в его словах закаляет осколки ее сердца, которые рассыпаются в разные стороны по ковру его квартиры.
Пятьдесят четвертый следует за ней до двери, и его пальцы лишь на мгновение обвиваются вокруг ее локтя, прежде чем опуститься на талию.
— Мне жаль, — тихо говорит он. — Пожалуйста, позаботься о себе, Грейнджер.
Все слова, которые она могла бы сказать, повисают на ее языке, и она выскальзывает из его квартиры, не сказав больше ни слова.