— А зачем ей были деньги? — резким голосом спросила мать. — У нее и так все было.
— Не было, слышишь, Томаш? — произнёс дед в трубку. — Куда могла? Возможно, на Крохмальную, в интернат. Нет, я не уверен. Да, можно и пешком пойти.
— Были у нее деньги, — раздался голос сзади. Это была кухарка Марта. — Простите, пан, моя вина. Я гляжу, что она понурая, ну, думаю, праздник, радость, небось, подружки то ангела шоколадного купят, то коврижку, а она ничего. Две недели назад дала ей несколько крон. И позавчера тоже. Возьми, говорю, праздник ведь. Если она их отложила, на электричку хватит.
— Сколько всего? — спросил дед.
— Сперва сорок, потом пятьдесят. Простите, пан.
— Я не вас виню… Девяносто крон, Томаш. Куда можно уехать на девяносто крон? В любом направлении?
— В Творки! — меня осенило. — В Творки! Только ей же туда нельзя! Она же не знает, что у нее папа умер!
— А ты, ты откуда знаешь? — подскочила мать. — Мой сын к маргиналам таскается, я знала, я подозревала, что она будет плохо влиять на детей!
— Тихо! — рявкнул дед. Отец же молчал. И ни разу не сказал, что под него копают.
Дед закончил разговор, опустил трубки в гнезда. Повернулся к нам.
— Будут искать. Я сказал, чтоб звонили сюда.
— Шумиха начнется, — мрачно произнёс отец. — Хоть бы нашли скорей. На улице холодно, как в могиле.
— Я не в полицию звонил, Север. Мой старый товарищ. Одно время вместе заседали в Тайном совете. Да и успокойся уже, кто там про тебя говорить будет. Сейчас коррупционный скандал обсуждали, завтра что-то ещё подоспеет.
Послышались шаги, по лестнице поднимался старый Богдан. Он был один.
— Ну? — это отец спросил, я и так понял, что он никого не нашел. У него тогда были бы другое лицо и походка.
— Нет нигде. След дальше по улице обрывается, снегом заметает. До автобусной остановки дошел, сказали, уходил автобус с час назад, а садилась она или нет, не приметили.
— Иди, Богдан, грейся, — сказал дед. — У тебя вон волосы все в снегу. Спасибо тебе, братец. Найдут ее.
Богдан с шумом спустился по лестнице. Мы сидели в зале молча. Дед думал о своем, замкнулся, смотрел куда-то вдаль. Отец опустил лицо в сложенные руки. Мать оглядывалась по сторонам, сперва пыталась шипеть на меня, чтобы я шел спать, но я не пошел, и она отстала. Ёлка, блестящая и нарядная, была совершенно лишней, будто ее принесли на похороны. Но Гедвика же не замёрзнет? Но этого же быть не может?
В сырую темную ночь бродил человек без сил,
И никто не хотел ему помочь, как бы он ни просил…
Мать встала и прошлась по залу.
— Спина болит…
Не получила ответа, села. Проворчала сквозь зубы:
— Вот так, просто так, отравила праздник. Что ей не хватало?
Дед хотел что-то сказать, но просто махнул рукой и отвернулся.
Тишину разорвал телефонный звонок. Дед сидел рядом, он и взял трубки.
— Алло! Да, соединяйте! Ну что, Томаш? Нашлась? Замечательные новости!
Мы выдохнули, все, даже мать. Снизу кто-то вскрикнул:
— Хвала господу богу! — видно, Марта подслушивала у лестницы.
— Где, говоришь? На вокзале? То есть она уже уезжала оттуда? Гм, это хуже. Что? Денег не было? Ну, это понятно. Значит, в больнице она уже побывала.
Я невольно вздрогнул. Значит, она знает. И что ее папа умер, и что я ее обманул.